Классические мифы Греции и Рима - страница 18
Но напрасны все увещивания отца. Юноша обнимает его и просит, и умоляет, а отец, произнесший святую клятву, должен исполнить желание безумца. Подводит он его к высокой солнечной колеснице, что смастерил и подарил ему Гефест.
Из золота были ось и дышло, и ступицы колес, из серебра – колесные спицы; на ярме блистали ряды хризолитов и драгоценных камней. Пока Фаэтон, вне себя от радости, дивится колеснице, Эос[4] открывает пурпурные врата востока и розами усыпанные чертоги; скрываются звёзды, гонимые денницей – звездою утра[5] и звезда эта сама удаляется с небесной стражи.
Лишь увидел Гелиос, как зарумянились земля и небо, он повелел быстрым орам впрячь коней в колесницу. Проворно исполняют они это: отводят пышущих огнем, амброзией вскормленных коней от яслей и взнуздывают их бренчащей уздою. Священною мазью Гелиос помазал лицо сына, чтоб истребительный огонь не причинил ему боли; с глубоким вздохом, с сердечной болью возлагает он ему на голову лучезарный венец, предчувствуя близкое горе.
– Не гони коней, сын мой, – предостерегает юношу Гелиос, и крепче держи поводья, – кони бегут очень быстро и сами, и стоит большого труда сдержать их. Путь твой идет вкось огромною дугой, а на юге пересекает три пояса неба: ты ясно сможешь различить стезю, оставленную колесами; держись ее, не спускайся ниже и не подымайся слишком высоко. Прочее вручаю судьбе: да будет она благосклонна и позаботится о тебе лучше, чем сам ты. Итак, вперед! Мрак рассеивается; пробуждается день; возьми вожжи иди – есть еще время! – прими совет мой и дай мне самому править колесницей.
Падение Фаэтона
Не слушая слов отца, юноша весело вспрыгивает на колесницу. Четыре крылатых коня дышат огнем; далеко раздается в воздухе их ржанье; нетерпеливо бьют они подковами в сдерживающую их преграду, падает, наконец, преграда, и перед ними – широкое небо. Бодро пробивают кони густой туман; быстро понеслись они. Но колесница слишком легка; ей недостает привычной тяжести: колеблясь из стороны в сторону, несется она по небесным пространствам, подобно кораблю без балласта. Лишь заметили это кони, бешено бросились они в сторону от обычной дороги. Испугался юноша; в отчаянии направляет он коней то в одну сторону, то в другую. С эфирной выси взглянул он на землю и побледнел; задрожали колени, тьма покрыла очи. Тут желал бы он никогда не знать о своем происхождении, никогда не трогать коней отца. Но уже слишком поздно; велико им пройденное пространство, впереди же путь еще длиннее. Не зная, что делать, юноша не решается ни опустить вожжи, ни осадить коней. Не может он назвать их по имени. И вот, объятый страхом, видит он разных чудовищ, страшных небесных зверей. Скорпион грозно простирает к нему свои сильные клешни. В страхе юноша бросает вожжи, и еще стремительней, еще беспорядочней понеслись кони. То высоко подымаются они в эфир, то мчатся низко над самою землей, Задымились опаленные облака, зажглись высоты гор, земля расседается глубокими трещинами, сохнет трава, горят деревья и нивы; гибнут целые города с своими башнями, пламенем объемлются леса, покрывающие склоны гор. Горящий пар, смешанный с пеплом и искрами, охватывает несчастного возницу, и во страхе не знает он, куда мчат его кони.
Тогда-то, думают, у египтян кипучая кровь прилила к коже и вычернила ее навсегда; тогда-то Эфиопия стала песчаной безводной пустыней. Нимфы рек и озер громко рыдают, видя, как кипят и испаряются реки. Нил в ужасе бежит в далекие страны и скрывает – до сих пор неизвестно где – свое начало. Сквозь трещины земли свет проникает в глубины Тартара и вопли теней устрашают Плутона и Прозерпину. Море суживается; там, где было дно морское, теперь – широкое, сухое песчаное поде. Рыбы ищут глубокого дна, а безжизненные тюлени носятся по теплым волнам; сам Нерей[6] и жена его Дорида[7] с дочерьми убегают в глубокие гроты, но и там жар томит их.
