уходят из Кордовы, - старушка не понимающе смотрела на него, теребя в руках небольшую
корзинку с темным платком сверху. – Уходят из города все, говорю, - та, по-прежнему, никак не реагировала. – Тьфу! Глухая тетеря! – в сердцах выдал стражник магистрата и
осторожно коснулся замотанной тонким шарфом шеи.
От сопровождавших его стражников патруля, совершавшего свой последний обход перед
сдачей города, отделился еще один.
- Оставь ты ее, - негромко проговорил его товарищ. – Не в себе она. Мать это Здоровяка
Милона. А вон, кстати о он сам! – он кивнул на быстро вышагивающую по улице высокую
фигуру с длинной алебардой стражника. – Милон! Где тебя черти носят? Его милость
следом едет…
Старушка обрадованно вскрикнула, когда увидела приближавшегося сына.
- Матушка, вот ты где! – Милон с тревогой смотрел на мать. – А я дома тебя искал. Что же
ты из дома ушла? Уходить ведь надо… Соседи- то наши уже все уехали, - стражник взял ее
за руку и потянул в сторону северных ворот. – Пошли быстрее!
Бабуля же неожиданно уперлась. Ее невысокая высохшая фигурка всем своим видом
говорила о непреклонной решимости.
- Дурная ты башка, Миля! – уперев кулачки в бока, старушка начала гневно
выговариваться сыну. – Куда я пойду на старости лет? К чужим людям приживалкой жить!?
Дом мой здесь, могилки родных… За ними кто присмотрит? – с каждым новым словом ее
сын горбился все сильнее. – Никуда я не пойду. Здесь появилась на свет и здесь же в землю
сойду. Понял ты, орясина?
Она еще несколько секунд смотрела на своего сына, который с трудом выдерживал ее
взгляд, а потом вдруг улыбнулась.
- Э-ма сынок, а чего это ты хмурый какой? – она ласково погладила ладонь сына. – Чай
голодный! Ах! – всплеснула она руками. – Я-то дура, покормить забыла! Забыла совсем, что Миля мой родненький придет домой голодный со службы-то… Что же это я стою тут?
Хлеба купить надо! Давай, Миля, пошли быстрее до булочника, пока не расхватали у него
караваи-то. – она крепок вцепилась в руку стражника и начала тянуть в ту сторону, откуда
только пришла. – Знаешь ведь какие они у него знатные, душистые!
Милон же слушал, не издавая ни звука. Лишь из глаз его текли крошечные слезинки.
- Что ты стоишь, Миля? – старушка продолжала тянуть здоровяка в сторону Нижнего
города. – Пошли! Эх, дура я, дура, хлеба-то не купила! – вновь «вспомнила» она. – Ну и
ладно, у соседей займу… Миля! Что, как дурной?
Стражник, наконец, пошевелился. Сначала он взглянул на мать, которая после смерти
мужа так и не смогла прийти в себя, потом на теряющего терпение сержанта.
- Я остаюсь…, - тихо произнес он. – Господин сержант, я ухожу из городской стражи! –
уже громче и тверже проговорил он, протягивая алебарду своему товарищу из патруля. –
Матушка не переживет ухода из родного дома… Не могу я уйти, - следом за алебардой
последовал блюдцеобразный шлем. – Прощайте!
Коренастый сержант, багровея, смотрел на то, как его подчиненный снимает панцирь и
кладет его прямо на брусчатку. Казалось его прямо здесь и сейчас хватит удар. Он резко
набрал воздух, чтобы выдать ему все, что он думал, как … тут же выдохнул. Прямо на него
смотрел сам король Роланд и предостерегающе качал головой. Вместе с несколькими
всадниками он стоял невдалеке от них и печально наблюдал за всем этим.
Милон же вместе со своей матерью, которая клещом держала его руку, побрели по улице, о чем-то тихо разговаривая.
- Вот так, мой верный Гуран, - король кивнул на бывшего стражника, фигура которого
удалялась от них. – Я, как последний трус, отдаю город за городом, вместе со своими
верными подданными. Именно так ведь говорят в войсках? – горский аристократ, молодой
мужчина со жгуче черными длинными волосами, стянутыми в гибкий хвост, яростно
сверкнул глазами в ответ. – Король мол, как и его отец, трясется от страха, едва завидив
черный бунчук шаморского бессмертного… Ты тоже так думаешь, Гуран?
Тот несколько секунд неуловимо боролся с самим собой и, наконец, решился.
- Да, мой сюзерен! – твердо начал Гуран, выходец из семьи горских вождей, прибывших к
