"Da ba dee, Da ba die!" расцвечивали мир холодной синевой. Даже малина превратилась в ежевику. Удирал прочь глупый петух. Его словно окатили чернилами. За синим окном синий старик наливал из синего кувшина синее молоко. Выглянул из синего сарая пёс, уставился в лужу, встряхнулся, словно хотел сбросить с себя синеву. Да где там. Солнце заливало мир прохладными синими лучами, словно странная голубая Луна.
Певец сомкнул губы. Посмотрел с грустинкой. Может, ждал похвалы. Но Ириска растерялась. Она не знала, что сказать. Моргнули синие глаза, и певец растворился, словно Чеширский Кот, позабывший оставить улыбку.
Осиротевшие звуки бессвязно метались по переулку.
— Это не та песня, — прошептала Ириска.
— Просто ты заслушалась отражениями, — хмыкнул парень. — Песнями, из которых выкинули слова. Слушай только оригиналы. Выброшенные слова мстят очень больно. В основном, достаётся тем, кто слушает неправильные песни.
— Эй, а чуть понятнее?
— Кутаясь в отражения, привыкаешь к искажённому миру, а когда приходит настоящее, ты не в силах его принять. Первое слово дороже второго. Первому веришь охотнее. Всё первое стоит очень дорого, просто люди этого не понимают.
— Ещё бы! С такими-то объяснениями, — Ириска недовольно выдула воздух уголком рта.
Проигрыш закручивал звуки вибрирующими спиралями. Постукивали зубы, притоптывали ноги, оглушительно билось сердце, опережая лихорадочный ритм.
— Некогда, — отмахнулся парень. — Время идти. Ищи перепевника. Как увидишь, делай шаг. Переулок надо пересечь до последней ноты. Иначе застрянем. Окажемся в плену Вековых Часов. А они стоят уже давненько, и завести их некому.
В растерянности Ириска заметалась взглядом по сторонам.
— I have a blue house with a blue window, — певец выткался из голубой пустоты, потоптался синими ботинками по синей лавочке, улыбнулся Ириске, блеснув водянистыми зубами, и потерялся опять.
Автоматически она шагнула вперёд.
— Молодец, — раздался шёпот.
Кудрявый тоже не упускал из вида неуловимого певца.
— Blue is the color of all that I wear, — синие туфли топтали синюю глину.
Просеменил синий паучок на длинных синих ниточках. Ириска суматошно завертелась. Где же перепевник? Ах, вот же он. Сидит на крыше собачьей конуры и беспечно помахивает ногами, разбивая голубые шары одуванчиков на тысячи невесомых синих пушинок. Увидел Ириску, улыбнулся и снова растворился.
"Эй, чучело, ты где?" — суматошно подумала Ириска.
— Blue are the streets and all the trees are too, — и строчку спело пугало в синем плаще. Ириска сначала не поверила, но потом заметила, как синий глаз подмигнул ей. В синей глубине плавали искорки тихой печали. Кейс сверкнул на шаг впереди. Девочка очнулась и прыжком встала рядом.
— I have a girlfriend and she is so blue, — на сей раз Ириска углядела его сразу. Ей помогли два серебристо-синих человечка, подхватившие слово "girlfriend" металлическими голосами. Человечки походили на нотки, только отчаянно чужие. Таких Ириска никогда бы не придумала. Они плясали синие вальсы вокруг певца, танцующего с самим собой. А глаза его смотрели на Ириску. А глаза грустили, хотя в голосе вроде ничего печального не было. Глаза тянули к себе. Ириска чуть не сделала шаг в сторону, но впереди блеснул кейс, и это заставило её следовать прежним курсом.
— Blue are the people here that walk around, — и певец не наврал. Кудри того, кто шёл рядом, отливали синевой, а Ирискины руки напоминали ледышки из рекламы.
— Blue like my Corvette it's standing outside, — дома слева и справа покачнулись и превратились в колонки, содрогавшиеся с каждым словом, с каждым аккордом. Синие таблички с бледно-голубыми буквами сменили надпись "ул. комиссара Коновалова" на "Radiotehnika S-90". Сарай обернулся микшерским пультом. Певец внезапно вырос. Его голова показалась над сараем. Огромные пальцы постукивали по крыше (вернее, уже крышке) и щёлкали невидимыми переключателями. Поленница лежала рядом блоками аудиокассет, а кОзлы для пилки дров обернулись фирменным микрофоном, уютно отдыхавшим на ножках специальной подставки.
— Blue are the words I say and what I think, — синие глаза выглянули из малинника, откуда с позором изгнали незадачливого петуха. И ещё один шаг. Всего один. В синей луже отражались изломанные чёрточки синих птиц. Синяя лента синей змеёй извивалась из чердачного окна. За синими окнами притаилась синяя темнота. У забора валялся блестящий стеклянный шарик, отражавший голубое солнце. Заборы казались такими близкими. Протяни пальцы и почти коснёшься. Почти.
