У подножия горы стояла хижина Кралла, из трубы которой поднимался дым. С трех сторон ее окружала редкая сосновая роща. Седому Папе это казалось слабой защитой от вторжения, зато гора позади может сократить варианты для нападения. Если они будут сохранять бдительность и держать глаза раскрытыми, семья выживет. Они будут наготове.
Хотя погода стояла теплая, ветер приносил холод, а с ним – запах дождя. Седому Папе это казалось уместным – Мама любила дождь, его колыбельная всегда укачивала ее.
Мягким движением он снял шляпу и склонил голову. Мальчики встали по бокам, тоже в почтительных позах. Иеремия Кралл стоял напротив, у изножья могилы, глядя на нее так, словно это бурый пруд, из которого в любой миг вынырнет его сестра. Увиденный ужас изменил его, хотя насколько, Папа не успел понять. Он все еще казался вырезанным из камня – глаза ледяные, настроение враждебное, – но что-то в нем сдвинулось. Он казался ходячим полем боя, на котором бушевали войны эмоций за то, кто будет главенствовать над ландшафтом. С самого перерождения Люка он почти ничего не говорил.
– Господь наш, – начал Папа, и его громкий голос разнес слова по горе. – Прибери рабу свою к груди и сохрани. Введи ее в Небеса. Узри в ней свет, коим ты ее щедро наделил и коий она не растратила впустую. Какой пришла на грешную землю, такой она и уходит – чистой душой, – он замолчал, и мальчики пробормотали хором «Аминь».
– Веди нас, Господь Иисус, – продолжал он, поднимая лицо к темнеющему небу. – Веди нас, и научи изгонять дьявола с твоих зеленых пастбищ, и одолеть богохульников. Дай нам гнев, чтоб мы обратили волну скверны, что плещет в берега наши. Дай нам силу и средства, чтоб мы сорвали кожу с грешников и низвергли их в геенну огненную.
– Аминь, – повторили мальчики.
– Мы даем Тебе Маму – добрую, гордую, сильную женщину, что любила Тебя больше всех на свете, – и мы не прольем слез. Мы даем ее Тебе, зная, что Ты даруешь нам все, чтоб повергнуть Людей Мира, койотов, рыскающих у нашего дома. Мы даем Тебе любимую жену и мать, чтоб Ты сделал ее святой и вернул нам ангелом, который укрепит наши сердца и вселит силу в душу, чтоб победить. Услышь нас, милосердный Господь… Аминь.
– Аминь.
Папа опустил глаза с беспокойного неба. Ты чистая душа, добавил он про себя. Я буду скучать по нашим беседам и твоей вере. Он провел рукой по глазам. Ветер быстро осушил влагу под ними, и за это он был благодарен.
– Иеремия, – сказал он. – Ниче не хочешь добавить?
Верзила ответил на его взгляд, посмотрел, затем опять опустил глаза к могиле. Он ничего не сказал.
Папа пристально следил за ним, потом обратился к Аарону, который угрюмо стоял рядом.
– Ступай. Собери все оружие. Накорми братьев и пригляди за Люком. Вымой его. Он нам пригодится. Затем пошли Джошуа сюда на дозор. Вы должны быть готовы посветлу.
– Откудова знаешь, что они придут, пап?
Он задумался, потом встрепал мальчишке волосы.
– Бог послал ангела нашептать мне на ухо, пока я спал.
– Скока их будет?
– Нам хватит. А теперь живей, пока не стемнело.
Аарон кивнул и направился вниз по склону, гоня перед собой близнецов. Папа подождал, пока они уйдут, затем встал рядом с Краллом.
– Знаю, что черно у тебя на душе, – сказал он здоровяку. – Оно и понятно. Но если не поймешь, чему все это тебя научает, боль – впустую.
Кралл продолжал смотреть в землю. Его губы пошевелились, но слова унес ветер – если он действительно что-то сказал.
Папа последил за ним еще несколько мгновений, затем положил руку на плечо.
– Идут койоты, – сказал он. – Как и говорила Мама. Они отняли ее у тебя, и знаю: она бы гордилась, если б ты встал с нами плечом к плечу и стер их с лица земли.
Больше не говоря ни слова, он отвернулся и предоставил Кралла его горю. Все пройдет, знал Папа. А когда пройдет, останется ярость.
И она им пригодится.
* * *
– Выходи из машины.
Финч вздохнул и поднял окно. Он почти не удивился, что его дверь открылась, пока он тушил сигарету, хотя он к ней не притрагивался. Финч бы не удивился, даже если бы Кара наклонилась и дала ему пощечину. Но нет. Она только держала дверь и ждала, когда он выйдет под дождь, чтобы захлопнуть и ткнуть пальцем ему в грудь.
