– Уэйн.
Он лениво приоткрыл глаза и выпрямился, прищурившись, пытаясь понять, кто перед ним стоит.
– Привет, – пробормотал он. Улыбка переросла в очередной зевок, он потянулся, сел и хотел взять пачку сигарет, но, заметив в комнате гостя, замер – рука повисла в воздухе. – Кто здесь? – он нетвердо поднялся, приходя в себя.
Луизе показалось, что она заметила в его глазах проблеск страха. Чего ты боишься? Задумалась она, обратившись в памяти к ночам, когда он подскакивал от звуков в подъезде или на улице внизу, которые она не замечала. Его ночные прогулки тоже не убеждали в том, что ничего не происходит. Последнее время его дерганый характер, который она привыкла считать осторожным, стал опасно близок к паранойе, и это ее тревожило. Хотелось думать, что пока она на работе, он ничего не делает. Весь день у него был свободен, но всякий раз, уходя и возвращаясь, она находила его на одном и том же месте перед телевизором. Так что было легко притворяться, что больше он ничем не занимается. А теперь она сомневалась.
Но эти заботы могут подождать.
Она отошла, позволяя Уэйну разглядеть подростка, стоявшего между ней и дверью. Уэйн нахмурился.
– Ты еще кто?
Пит улыбнулся и сдернул шерстяную кепку, будто так его проще узнать. Глаза у мальчика были круглые, отчаянные.
– Пит, – ответил он, – Лоуэлл.
Все еще ничего не понимая, Уэйн посмотрел на Луизу.
– Сын Джека Лоуэлла, – объяснила она.
Узнавания в глазах не появилось.
– Джек Лоуэлл?
– Я была с ним до тебя. В Элквуде. Фермер. Это его сын.
Лицо Уэйна смягчилось.
– Ай, блин, ну да. Теперь вспомнил. Боже, ну ты и вымахал.
Улыбка Пита не погасла, но чувствовал он себя явно не в своей тарелке.
– Ну, заходи. Садись. Задубел поди.
– Там холодно, – ответил Пит, но ждал, когда разрешение подтвердит Луиза.
– Давай присядь, – сказала она. – Может, я пока заварю кофе? Пьешь кофе, Пит?
– А есть горячий шоколад?
– Конечно, – она направилась в маленькую кухоньку – не больше чулана, которую еще сильнее стесняли шкафы, столик с одной стороны и раковина с другой. Звеня чашками, она заметила, как сильно трясутся у нее руки. Она сжала кулаки и закрыла глаза. Все будет хорошо. Обязательно. Прибытие Пита – знак, что еще есть надежда на будущее. Может, он просто заехал в гости, или ему нужны деньги, и в этом случае его ждет разочарование. А может, он приехал жить, если отец окончательно махнул на него рукой. Пока Луиза доставала из шкафа банку с горячим шоколадом и полоскала потрескавшуюся чашку и ложку в раковине, она осознала, что Пит может быть частью той самой жизни, которую она хотела, о которой мечтала, хотя и не подозревала об этом, пока не ушла и не дала ей скрыться в пыли от колес Уэйна. Может быть, мальчик – часть большой картины, которую она еще не видит, но где на заднем фоне нет Детройта.
Прислушиваясь к монотонному бормотанию мальчика, отвечавшего на бодрые вопросы Уэйна, она пыталась не думать, как будет объясняться с Уэйном. Среди прочего появление Пита выиграло ей время. Время сообразить, что она скажет, и скажет ли. Время собрать все ускользающие нити и сплести такую историю, в которой она будет жертвой, а не злодеем.
Но разве это не так? Спросила она себя и вдруг поняла, что уже думает не о ресторане и том, что там случилось.
Глубоко вздохнув, она торопливо смахнула пряди с лица и отнесла в гостиную горячий шоколад и кофе. Там царил бардак, но Пит этого будто не замечал. Это и логично: на ферме порядок тоже был редким гостем.
– Итак, – сказала она, передавая ему кружку. – Как ты меня нашел?
Уэйн взял кофе, не отворачиваясь от мальчика.
– И с чего вообще решил ее искать?
Это был следующий вопрос Луизы, и она пожалела, что Уэйн не дал возможности задать его. В ее голосе звучало бы меньше подозрительности.
Пит перевел взгляд с Уэйна на Луизу, потом на горячий шоколад. На его лицо опустилась глубокая грусть, и Луиза почувствовала, как екнуло сердце. Что-то случилось. Мальчик подтвердил это спустя миг, когда, не поднимая глаз, поводил пальцем в перчатке по краю кружки и сказал:
– Батя умер.
Луиза охнула, прижала ладонь ко рту, хотя на самом деле новость не так ее потрясла, как она притворилась. Что-то в поведении мальчика с самой встречи на улице говорило об одиночестве, а его лицо, когда он снял шарф, казалось более исхудавшим, чем она помнила, и свет в глазах – более тусклым.
