Жить.
Я буду жить.
Я не сдохну здесь, и мое тело не будет лежать где-то под слоем снега, забытое и затерянное навсегда.
– Анна Ларс! Сука! Мы с тобой скоро встретимся! – я кричал, обращаясь к небесам, обратив туда свое лицо. А потом я снова стал дико хохотать, пока наконец без сил не свалился на землю.
Меня постепенно начало отпускать, и я снова взял свой разум под контроль. Нужно было успокоиться и начать действовать. В конце концов я еще не выбрался с планеты, чтобы начинать радоваться спасению. Может, те, кто там палил из импульсников, на самом деле очутились здесь вследствие аварии, и еще неизвестно, прибудут ли за ними кто-нибудь и когда-нибудь. А если даже у них все в порядке с кораблем, то неизвестно, захотят ли они меня брать с собой. Если экипаж многочислен и вооружен, то силой, в случае отказа, я на борт вряд ли смогу пробиться.
Подхватив Малыша телекинезом и зашвырнув его на другую сторону разлома (беспокоиться насчет его приземления нужды не было, мы с ним проделывали уже такое не раз), я, взяв небольшой разбег, сам прыгнул через бездонную трещину в теле планеты. Придав силу толчка телекинезом, я взмыл вверх и стремительно понесся к противоположному краю. Всего две-три секунды мне понадобилось, чтобы пересечь всю впадину, а это было где-то порядка двадцати метров.
Притормозив и сбавив скорость приземления, все тем же телекинезом, я упал на одно колено и огляделся. Малыша уже здесь не было, видимо он убежал вперед.
Бросив рюкзак с остатками мяса под какой-то камень и придавив его сверху другим, поменьше размером, я побежал в ту сторону, откуда совсем недавно были видны выстрелы из импульсного оружия. В отличие от той ситуации, когда я в прошлый раз бежал от урагана, сейчас я не был настолько уставшим и выжатым. Поэтому мое тело двигалось легко и быстро, огибая все препятствия на ходу и порой забегая на вершины лежавших камней и совершая прыжки между ними. За время, проведенное здесь, мое физическое развитие скакнуло очень неслабо вверх. Я стал более быстрым, более ловким, более сильным, более выносливым, чем был до того, как попал сюда. Конечно, ни в какое сравнение с какими-нибудь солдатами-модификантами с установленными специализированными имплантами я не шел. Но несомненно, физически я стал сильнее обычных людей.
По моим примерным прикидкам до места, откуда велся огонь, сначала почему-то на поверхности, а потом прямо в небо, было примерно десять километров. Я добрался туда довольно быстро.
Чем ближе я подходил, тем медленнее я стал двигаться. Я не хотел сразу выходить к тем, кто стрелял. Для начала следовало немного понаблюдать и решить, как лучше выйти с ними на контакт. Если бы я просто вышел в своей шкуре хирса, весь обросший и косматый (за месяцы, проведенные на планете, моя обычная прическа и вид несколько претерпели изменения, что поделать, здесь не было бритвы и ножниц), с грязной тканью на голове, то меня запросто могли принять за какую-нибудь местную зверушку и пристрелить без долгих разговоров.
Но все мои намерения пошли прахом. Потому что я увидел картину, от которой в моей голове все переклинило, и я просто бросился вперед.
На земле лежал Малыш и, судя по большому количеству крови, он был очень серьезно ранен. Три человека, стоявшие полукругом вокруг него и державшие в руках какие-то незнакомые мне винтовки, были явно причастны к этому. Поэтому без долгих разговоров я выхватил нож и, взревев, совершил усиленный псионикой прыжок прямо с места и обрушился на эту троицу сверху.
* * *
Кен Дюваль был счастливчиком. Ведь ему посчастливилось родиться в богатой семье. Благодаря деньгам своих родителей он мог позволить себе все что угодно. Любые удовольствия, какие можно было купить за деньги, он имел почти с самого раннего детства. Его отец владел несколькими компаниями в республике Кратия, которые приносили семье Кена очень большие ежегодные доходы.
Естественно, это не прошло незаметно для мальчика при взрослении. Он вырос надменным, эгоистичным и весьма недалеким человеком. А еще у него было то чувство вседозволенности, которое присуще всем детям богатых и влиятельных родителей. И абсолютная уверенность, что так будет до самой его смерти.