Плетка свистнула снова. Хаджадж ибн Умар жалобно бормотал извинения. От ударов шов на спине халата разошелся, показывая сероватую ткань рубашки.
– Если бы в дозоре стояли настоящие воины, нам не пришлось бы здесь мокнуть, ожидая милости Всемогущего! Настоящие воины приняли бы бой и погибли как мужчины!
Из-за спины халифа неожиданно отозвался нерегиль:
– По-всякому бывает… – мрачно пробормотал он и утерся мокрым рукавом.
– Тьфу на тебя! – раздраженно бросил аль-Мамун, но опустил плеть.
К привратной башне крепости тянулась желтая глинистая тропа. Закладывая петли вдоль уступов обрыва, она упиралась в низкие темные створки. Камнемет не затащить, близко не подойти – посбивают стрелами. Сумама злобно чихнул. Шайтанский замок, воистину шайтанский. И, не успев вытереть выбитые чихом сопли, снова чихнул – на этот раз от удивления.
На плоской крыше надвратной башни происходили какие-то шевеления.
– Смотрите туда, во имя Милостивого! – крикнул Сумама во всю глотку.
Кругом заголосили и замахали рукавами, тыча в сторону торчащей громады замка. Уродливые, кривые камни скального основания уходили отвесно вверх, но сам холм высотой не отличался. Стены из нескольких слоев камня, надстроенные друг над другом, – те да, те аж голову заставляли запрокидывать. Надвратная башня торчала вперед, как клюв – непонятная, многоугольная, кривая. Как скальный выступ, над которым башню построили. Вершину ее с места, где стояли Сумама и остальные, видать было очень и очень хорошо.
И очень зря, что хорошо. Потому что происходившее там лучше было бы не видеть.
Всех десятерых выволокли на плоскую крышу, поближе к зубцам. Чтоб их все обозреть, значит, могли. Кто есть кто, правда, было не понять: на головы пленным навязали мешки.
Карматы – как охранники, так и просто глазеющие – хохотали, тыча пальцами вниз, на волнующуюся толпу халифских воинов у подножия холма. Вдоль низких квадратных зубцов прохаживались двое – в высоких зеленых чалмах с длинными хвостами. В красивых белых чистых халатах. То и дело вскидывая вверх правую руку, двое бело-зеленых красавцев что-то выкрикивали. Остальные карматы отвечали им восторженным ревом. Пленные стояли, понурив замотанные головы, их заметно пошатывало. Крайнему в шеренге наподдали по спине, он упал на колени. С вершины башни раздался новый взрыв хохота.
Наконец, зелено-белый длиннохвостый красавец повелительно поднял руку. Вокруг тут же замолчали.
Позади и вокруг Сумамы все молчали и так. О чем уж тут было говорить…
Красавец взлез на приступку между зубцами и заорал:
– Вы – жалкие черви! Вам никогда не одолеть нас!
И торжествующе вскинул кулак. Карматы на башне и на стенах заорали, потрясая копьями.
Мелко сеялся дождь. Сумама втянул сопли и сам вздрогнул – до чего ж громко получилось. Вокруг стояли очень тихо.
Красавец, меж тем, раскинул руки в широких белоснежных рукавах: хватит орать, мол. И крикнул:
– Я – копье Богини! Я – разящее оружие Девы-Львицы! Вам никогда не победить таких, как я! Жалкие неверные черви!
За спиной зазвенела трензелем лошадь.
– Я – копье аль-Лат! Богиня дарует нам победу! А вас ждет смерть!..
Восторженные вопли карматов длились довольно долго.
Наконец, бело-зеленый снова развел руки в повелительном, призывающим к молчанию жесте. И эдак высокомерно двинул ладошкой: сюда, мол.
К нему подволокли пленного. Сдернув с человека мешок, кармат крикнул:
– Это – воин из мукатила, получающий жалованье от халифа!
– Откуда только узнали, иблисовы отродья… – послышалось за спиной бормотание Марваза.
Каид подошел поближе и скрипнул зубами:
– Да смилуется над тобой Всевышний, Муса…
По виду стоявшего между зубцами парня понятно было, откуда узнали. На бедняге не было живого места: даже издали хорошо просматривались кровоподтеки на лице и грязь на разодранной рубашке.
Кармат заорал с новой силой:
– Он брал деньги за то, что убивал преданных слуг Богини! Его мы убьем первым!
Мусу оттащили назад. На его место выволокли другого пленного. Сняв мешок, бело-зеленый крикнул:
– Это – глупый феллах, одураченный злыми проповедниками халифа! Он не брал денег за то, что убивал слуг Богини! Его обманули! Между такими, как он, и слугами Богини нет вражды! Его мы убьем последним!