А потом оглядел притихшее собрание и громко сказал:
– Мы идем на столицу.
И уже тише, для самого себя, добавил:
– Посмотрим, удастся ли великой насмешнице удивить меня чем-нибудь еще.
* * *
Мадинат-аль-Заура, дворец халифов,
четыре дня спустя
Пустые комнаты отзывались на звук шагов неприятным эхом: слуги успели растащить даже ковры. Абу-аль-Хайджа вспомнил, что предстало его глазам в зале Мехвар, и поежился. Сокровище из сокровищ, резную золоченую панель над троном, и ту ободрали чьи-то подлые вороватые руки. Потемневший от времени, пыльный алебастр голой стены вызывал отвращение, подобно вывернутым наружу внутренностям. С тронного тахта бегущие евнухи украли парчовую подушку.
Человек, которого жители столицы прозвали Принц-Дракон, жалко трясся и семенил следом. О некогда огромных размерах принца Ибрахима напоминали лишь многочисленные складки на шее: под простым, подходящим нищему беглецу, полотняным халатом уже не колыхались залежи жира. Легендарная иссиня-черная кожа посерела: халиф-на-час, как его прозвали злые столичные языки, дрожал от страха и пытался цепляться за ножны меча Абу-аль-Хайджи:
– О Абу Джафар, ты же не оставишь меня, ты не оставишь меня подобно этим презренным…
Бедуин остановился, развернулся и встряхнул скулящего зинджа за плечи:
– Нет, во имя Всевышнего! Я никогда не оставлю тебя!
– Куда же нам идти, куда же бежать… – застонал Ибрахим. – Они заложили все двери, заперли все ворота-аааа…
К сожалению, горе-халиф был прав: дворец забаррикадировали по приказу начальника полиции – ради безопасности принца Ибрахима. Разбегающиеся, растаскивающие утварь и ткани слуги выскальзывали из огромного лабиринта ас-Сурайа, предусмотрительно запирая те двери, что оставались еще открытыми, – на всякий случай, вдруг кто погонится, желая отнять золотую курильницу, перламутровый столик или ковер.
Абу-аль-Хайджа гнал от себя мысли, в которых рассудительность нашептывала: ты тут ни при чем, беги, как все. Зачем ты, ибн Хамдан, вообще пришел сюда? Какая тебе разница, кто сидит на тронном тахте в Золотом дворце? Да и сын твой прислуживает женщине халифа аль-Мамуна – на что тебе сдался этот зиндж-неудачник, халиф-на-час, горе-заговорщик?
Но он, Абу-аль-Хайджа, не сумел остаться в стороне. Прочитав истошное письмо Ибрахима («Вазиры, управляющие, Левая гвардия, евнухи – все покинули меня! Спаси меня, о зерцало храбрецов, во имя времен, когда на тебе еще не выступили следы благосостояния, а я дал тебе процветание! Укрой меня в шатрах племени таглиб, и я сумею оправдаться в глазах моего племянника, от которого меня отвратили люди бесчестные, не знающие милости…») – так вот, прочитав строки, обильно смоченные слезами, бедуин опоясался мечом и пошел во дворец.
Но он не ожидал, что попадет в западню, подобно сверчку в деревянной коробке. Новый Дворец оказался лабиринтом перекрытых коридоров и не отзывающихся на стук дверей, пустых комнат и заложенных кирпичами тупиков. Время от времени бедуин и Ибрахим слышали плеск реки: видимо, где-то рядом тек Тиджр.
Вдруг откуда-то послышались громкие крики и звон оружия. Принц сел на пол и разрыдался:
– Я не виноват, я ни в чем не виноват, подлые Амириды обманули меня, оооо…
Бедуин метнулся вперед по коридору – здесь крики слышались тише, видимо, дворец штурмовали не с этой стороны. За тонкой кирпичной стеной слышалось мерное влажное шлепанье и постукивание – колесо. Водяное колесо, поднимающее воду во дворец, било плицами по реке. Река! Надо выбираться на берег!
В соседней комнате послышались шорохи и хихиканье. Абу-аль-Хайджа рванул туда – с обнаженным мечом.
– Стоять, во имя Всевышнего!
От него порскнули, как тараканы. А прямо перед острием меча застыл жирный евнух. Вглядевшись в студенистое, брыластое лицо, Абу-аль-Хайджа вспомнил прозвище – Круглолицый. Точно, Фаик Круглолицый.
– Всевышний послал нам тебя, о Фаик! – жалостно заголосил подоспевший Ибрахим. – Скажи нам, во имя Всевышнего и его возлюбленного посланника, что это за крики и каково наше положение?
Евнух замялся. Абу-аль-Хайджа не отвел меча. Приглядевшись, он увидел у Фаика под рукой пузатый хрустальный кувшин – слуга явно опасался расколотить ценную добычу, оттого и мешкал.
