– В… роще?..
– Все будет хорошо, – тихо сказала Зубейда.
И повела ее к волнующимся под ветром акациям.
За ними Кафур, намертво зажав в кулаках рвущиеся запястья, вел мальчиков. Аббас и Марван протестующе вопили, пытаясь выпростаться из железной хватки зинджа, и тот досадливо морщился. Надо же, одному восемь, другому шесть, а какие сильные. Из них получились бы хорошие правители.
Посмотрев через плечо, Зубейда прищурилась: отряд под вражеским знаменем стремительно приближался.
– Мансур, возьми за руку Марвана, – спокойно приказала она евнуху.
Тот перехватил рвущегося мальчишку и бесцеременно потащил за собой. Охая и ахая, за ними семенила старая Зайнаб-кормилица.
Сзади нагнали торопливые, плюхающие, грузные шаги:
– О моя госпожа! О моя госпожа!
Зубейда обернулась:
– Да, Тумал.
Кахрамана, задыхаясь, подшлепала ближе:
– Эти скверные принялись расхищать ларцы и узлы с платьями, я…
– Забудь о платьях и ларцах, о Тумал, – спокойно сказала Зубейда.
Буран мокрым тюком повисла на ее руке и заскулила. Управительница смотрела Зубейде прямо в глаза – долго. Потом вздохнула и пожала толстыми плечами – как ни странно, без страха или отчаяния. И спокойно сказала:
– Воистину, человек несомненно бессилен.
И повернулась к пыхтящему, волочащему мальчишку Мансуру:
– Поможешь мне?
Зубейда подняла бровь.
– Я отвозила в Ракку ту брюхатую певичку, – рассудительно пояснила кахрамана. – Пытать будут, чтоб дознаться, где она. А я не хочу ее выдавать. Пусть уж живет, дура блудная…
Ситт-Зубейда кивнула – и управительнице, и Мансуру. Тот кивнул в ответ.
Разглядывающая их лица Буран завыла собакой:
– Не хочуу-уууу!… не хочу-ууууу!..
Кахрамана со вздохом подхватила ее под локоть и поволокла вперед.
Зубейда подхватила полы абайи и пошлепала за ними.
За спиной раздались крики, грохот дерева и звон стали. Видимо, сшиблись отряды.
Зубейда не обернулась.
Она шла к роще.
* * *
Для разнообразия, эта полоса жидкой грязи оказалась действительно речушкой с твердым галечным дном. Скрытые потоками коричневой воды окатыши зацокали под копытами коней, и те тут же принялись оступаться, метя брызгами и кружа, кружа друг вокруг друга.
Охотиться за женщинами послали берберов-танджи – те и на улицах столицы щеголяли пурпурными обвязками на чалмах и богатыми халатами. Размахивающие дротиками всадники скалили белые-белые зубы и верещали по-своему. Иорвет заметил клеймо на запястье вожака: принц Ибрахим аль-Махди скрупулезно метил телохранителей и их семьи ради учета собственности. Затканная узорами ткань дорогих одежд расходилась на груди, показывая густой волос, – берберы, как обычно, поехали на драку в халатах на голое тело.
Защитников харима взяли в гомонящее, метущее водяной грязной пылью кольцо. Поднявшийся за речкой женский визг сказал Иорвету, что разбираться с его гвардейцами остались не все танджи. Кто-то решил сразу приступить к сладкому.
Свистнули дротики, вскинулась и заржала раненая лошадь, копья Иорвет лишился после первой же схватки – не рассчитал удар, рука привыкла встречать сопротивление доспеха, острие пробило человека насквозь, тот рухнул вместе с конем – и с застрявшим в теле копьем.
Пару особо наглых Иорвет разделал мечом, как рыб, – поперек груди, вскрывая ребра. Остальные визжали, как шакалы, носясь туда-сюда и потрясая дротиками. Отряд лаонца стоял тесной кучкой – спина к спине, хотелось бы сказать, а так – жопа лошади к жопе лошади. Шикнули еще дротики – кто-то успел отбить, кто-то заорал и плюхнулся в воду под копытами.
Танджи раздумали идти в лоб – трусили. Неожиданно хоровод бурлящих водой всадников раскрылся, вперед выбежали полуголые люди, и в морды коням полетели мешки с камнями.
Иорвет в свое время прочел у ибн Изари рассказ о сражении на реке Мафе: коварные берберы применили именно такую военную хитрость против ашшаритских всадников. Мешки с булыжниками, а потом атака разъяренного табуна кобылиц – лошади бесились от бурдюков, привязанных к хвостам.
На этой крошечной переправе до табуна дело не дошло: очередной залп взвил Иорветову кобылу на дыбы, и лаонец едва успел выпростать ноги из стремян. Жалобно визжащая лошадь завалилась на бок, Иорвет откатился в сторону в бурлящей воде и чудом не попал под копыта. Над лицом мелькнуло перетянутое подпругой брюхо коня, мелкой волной плеснуло в лицо, и сумеречник едва не захлебнулся. Вынырнул вовремя: берберы бежали вопящей толпой, примериваясь добивать упавших.
