Шагнув дальше, каид увидел. Сначала не понял, что увидел. Потом понял. Отпустил ворот Халида, завытирал ладонь о рубашку.
Полоса разрытой земли обрывалась рвом. Широким, в несколько десятков локтей. За рвом зеленела травка – видно, копали только с этой стороны.
Верхний слой земли сняли не весь – и не на всю длину протяженной широкой ямы.
Яма, как ни странно, не сильно смердила. Зато над ней висели целые тучи мух – роями, над участками, где сняли землю.
Мухи зудели.
Из черной земли высовывались руки – с раскрытыми, что-то просящими ладонями. Торчали желтоватые ступни. Бесстыдно круглились ягодицы, мелкие комья покрывали складки животов и груди женщин с синюшными сосками. У тех, кто лежал лицом вверх, голова откидывалась под неестественным углом – горло. Некоторым его развалили до шейных позвонков, в черных зияющих дырах блестело и гудело. Мухи.
Вот почему не пошел сильный запах. Свежие. Совсем свежие трупы.
– Сегодня утром принесли жертвы, – напряженно, ненавидяще прозвенел сумеречный голос. – Фида’а сначала джунгарский разъезд осматривал – ничего не заметил. Успели землей присыпать.
Рыжий лаонец стоял и смотрел в ров с неподвижным лицом. Только голос срывался:
– Мы случайно пришли. После полудня. Мы пришли, а души еще кричали.
Когда Марваз понял, что хочет сказать самийа, у него пересохло в горле.
Он обернулся к башне. Ворота стояли закрытыми на здоровенный брус. Джунгары деловито стаскивали к ним тахты, бочки, тачки и прочее дерево из окрестных домов. Внутри слышались крики и постанывания сотен людей.
– Солому, солому несите! – Знакомый степняк с серьгой уже взгромоздился на лошадь и начальственно махал рукой.
Марваз хотел сглотнуть, но в горле давно все высохло. К воротам потянулись с ворохами рисовой соломы.
Лаонец смотрел на приготовления с таким же неподвижным лицом.
– Там же… – начал было каид.
И снова увидел голую женщину с ребенком. У обоих от веревок под горлом остались темные, приметные ссадины. Такие остаются, когда тащат волоком, а жертва бьется.
– Еще соломы!..
– Марваз, Марваз! – тихо позвали с земли.
Каид охнул и чуть не стукнул себя по лбу – он совсем позабыл про Халида.
Васитец, кстати, гляделся неважно: белый, как ихрам, весь лоб в бисеринах пота. И за живот держится, губы кусает и морщится.
– Чего это с тобой, брат? – испугался Марваз.
– Да уже легче, – покивал тот бесцветным лицом. – Живот прихватило, думал, помру, орал тебе, ты меня волок, не слышал…
– А сейчас? – еще больше испугался ятрибец.
– А сейчас вроде отпустило… – вздохнул Халид.
И вдруг разрыдался:
– У меня жена была! Дети! На моих глазах! В такой ров! Всех с вилаята согнали, велели копать! – Васитец зашелся во всхлипываниях.
Потом продышался и застонал:
– А я, выходит, сам им яму вырыл! Целый день копали! Сын мне помогал!
И завыл, вцепившись руками в волосы:
– На моих глазах! По горлу ножом! Всех! Всех!..
На плечо Марвазу легла легкая, но цепкая рука. Сумеречный голос звякнул:
– Уведи его отсюда, каид. Этот человек уже достаточно повидал.
Марваз посмотрел на резво таскающих к воротам солому джунгар и кивнул.
Степняки деловито раскладывали костры и подносили связки факелов.
– Уведи его далеко, – проговорил лаонец.
Желтые совиные глаза смотрели совершенно спокойно.
* * *
Небо уже погасло. В вилаяте тоже все прогорело – хотя особенно долго полыхало вокруг базарной площади. Черный остов башни страшно торчал над пожарищем, даже клубы дыма не могли его закрыть.
До лагеря дошли быстро, но лагерь – он же совсем близко. Когда аталайю подожгли и в ней закричали, услышала вся округа. Халид заволновался – и его снова скрутило.
Лекарь-харранец невозмутимо свернул полотенце и закрыл сундучок со снадобьями. Потом так же невозмутимо сунул жгут из ткани васитцу в рот – чтобы тот кусал и не орал слишком сильно. Видно, живот у бедняги разболелся не на шутку.
Потом кивнул приятелям: отойдем, мол, подальше от несчастного страждущего, чтоб не мешать ему разговором.
– Говорите, почтеннейший, его отпустило незадолго перед этим? – поинтересовался лекарь у Марваза.
Каид видел, как харранец щупал Халиду живот – пальцы как в камень упирались, всю брюшину свело.
