– Но, Ксюша, ведь благодаря отцу вы смогли учиться в университете…
– Да… конечно. Здесь, в Сочи. После того как я объявила голодовку на десять дней. И, между прочим, выдержала шесть! На седьмой папа сломался. Но я-то ведь хотела в Москву! Я все отборочные туры прошла в РАТИ! Уже собралась ехать учиться – а отец сказал: «Не пущу!»
– Вай ме, средневековье какое-то! – всплеснула руками старая актриса. – Надо же, а я в свое время до голодовки не додумалась! Да мой папа меня лично накормил бы с ложки и сделал бы все, что я хочу!
– Ну… а мой все это считает дурью и капризами, – слабо улыбнулась Ксения. – Я еле отвоевала себе право видеться с Ленкой! Мы с ней давно дружим, учились вместе. Их бабушка у нас французский преподавала… Никогда не прощу папе, что он не дал денег на операцию для Ленки!
– Ксюша! Я тебя прошу! – взмолилась Лена. – Не стоит на людях…
– Ну что, что, что?! – взорвалась та, сверкнув черными цыганскими глазами. – О чем ты меня просишь?! Это я его просила! Не знаю как просила! Моя лучшая подруга не может ходить! Это можно исправить! И деньги-то не такие огромные нужны, по папиным меркам… моя «Тойота» дороже стоит! А он не дал! И не потому, что жадный! Если бы я себе на эти деньги платьев накупила или бриллиантов, он бы даже не заметил! А на твою операцию не дал ни копейки! Потому что вы для него не люди! Для него те, кто без денег, вообще никто! А мне он все время говорит, что вы меня только используете! Чтобы деньги из меня тянуть! Потому что бедные богатым вообще друзьями быть не могут!
Нино Вахтанговна что-то яростно пробормотала по-грузински. Натэла шепотом перевела ее высказывание для Полундры, и Юлька уважительно подняла большой палец.
– Ксюша, но вы же можете… – начала было старая актриса… но ее перебил раздавшийся с улицы автомобильный гудок. Полундра раньше всех вскочила на ноги и увидела паркующийся у забора знакомый «Бентли».
– Кажется, вчерашние приехали! – радостно сообщила она. – Я шланг включу?
– Не надо, – Ксения поднялась со скамьи. – Это… это за мной приехал папа.
– Сам?! – восхитилась Юлька. – Опа, пойду взгляну!
Она помчалась к воротам… и с размаху влетела в живот Юрки Ваганова, стоящего возле них.
– Ой, Юрка, ты к нам? Ты за Ленкой? Так проходи! Давай Натэлка тебе чаю холодного… – она осеклась, поняв, что Ваганов даже не смотрит на нее. Он молча в упор смотрел на Ксению, идущую через сад.
Заночная прошла мимо Юрки, как мимо пустого места. Не оборачиваясь, подошла к калитке, возле которой стоял высокий темноволосый человек в черных очках. Когда дочь подошла, он снял очки – и сразу стало понятно, от кого у Ксении такие широкие, вразлет брови и резко очерченные скулы. Даже волосы у отца и дочери были похожи: черные, с синеватым отливом.
– Ксюха, что за дела? – отрывисто спросил он, словно не замечая высыпавших к калитке обитателей дома. – Куда тебя унесло? Полон дом народу, все тебя ждут! Что я людям говорить должен? А ну давай в машину, поехали домой!
– Я думала, это мой день рождения, – холодно отозвалась Ксения. – И я могу его встретить со своими друзьями. А не с твоими.
– А я говорю – хватит выпендриваться! – повысил голос отец. – Нет у тебя тут друзей никаких! Сколько раз говорить, чтоб ты к этой голоте не шлялась!
– Папа, успокойся, тут люди…
– Нет тут никаких людей! Садись в машину! – Тут взгляд Заночного упал на Юрку Ваганова, который вышел из калитки.
– Та-а-ак, – тихо и угрожающе сказал он. – Ты, пацан, вижу, меня плохо понял. ТЫ ЧТО ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ, недоделок?!
Юрка повернулся – и на его некрасивом, словно рубленом лице Полундра не увидела ни страха, ни замешательства.
– Живу я здесь вообще-то, – сквозь зубы бросил он и, резко повернувшись, ушел за свою калитку. Ксения стояла, прислонившись к своей «Тойоте». На ее лице снова были огромные темные очки.
– Едем домой, – сдержанно сказала она. – Спасибо, папа. У меня чудный день рождения сегодня.
Заночный нахмурился. С минуту он молча смотрел на дочь и, казалось, собирался что-то сказать. Но так и не сказал и, быстро сев в свой «Бентли», дал газу. Вслед за ним из переулка вывернула и «Тойота», и у забора, заплетенного виноградом, снова стало пусто.
