Китти чувствовала себя одинокой, ужасно скучала по дому и страшилась новой жизни. Случай с великаном маори оказался последней каплей. Китти чувствовала себя крайне неловко оттого, что, оказавшись на четвереньках в воде, она едва не разрыдалась у всех на виду.
Но, что более важно, ей удалось стерпеть. Отец всегда говорил, что хорошо воспитанные леди никогда не плачут на людях. Китти никогда не плакала и не станет начинать теперь. Вместо этого она дождалась, пока Ребекка Персел покажет ей ее комнату, и только после того, как закрылась дверь, позволила себе упасть на кровать и дать волю слезам. Теперь она страдала от мучительной головной боли и выглядела, должно быть, ужасно.
Когда раздался осторожный стук в дверь, Китти встревоженно села на кровати и принялась яростно отирать со щек слезы и взбивать примятые локоны.
— Войдите, — хрипло произнесла она.
Дверь со скрипом отворилась, и миссис Персел просунула голову в образовавшийся проем.
— Ну что, немного отдохнули, дорогая?
— Да. Благодарю вас, миссис Персел.
В течение нескольких мгновений миссис Персел нерешительно топталась на пороге. В свои тридцать лет она обладала плотной фигурой и похожими на мужские руками. Ее нельзя было назвать хорошенькой, но в ней чувствовалась доброта, а глаза смотрели простодушно. Помедлив, женщина произнесла:
— Можно войти?
— О, прошу прощения. Да, конечно. — Китти опустила ноги со стеганого покрывала на пол.
Прикрыв за собой дверь, Ребекка присела на краешек кровати.
— Вы плакали.
Китти смущенно кивнула.
Ребекка потрепала девушку по руке:
— Не переживайте, дорогая, все мы плакали, когда впервые оказались здесь. Вы напуганы и очень скучаете по дому, я права? Мы предоставили вашим дяде и тете комнату в конце коридора. Мы сочли, что вы захотите поселиться отдельно.
Постаравшись изобразить на лице признательность, Китти произнесла:
— Да, благодарю вас.
Комната была крошечной, примерно шесть на восемь футов, но все же здесь помещалась кровать, небольшой прикроватный столик и саквояж с вещами Китти. Судя по скошенному потолку, комната являлась частью пристройки к основному дому, хотя дверь вела в общую комнату. Под самой низкой частью крыши располагалось небольшое оконце, а стены были сделаны из дерева и покрашены белой краской, местами уже облупившейся. Единственным ярким пятном был пестрый коврик на полу.
Ребекка тем временем продолжала:
— У нас четыре таких комнаты. Когда в доме живет только одна наша семья, их занимают помощницы по хозяйству и дети. Есть также большая комната, которую вы уже видели, еще наша с мистером Перселом спальня, еще одна комната для детей, кухня, а на улице уборная. Когда в доме гости, мои помощницы уходят ночевать в деревню. Она называется Пукера. Это недалеко, всего в двух милях отсюда.
— Похоже на кроличий садок, — сказала Китти и тут же закусила губу. Ее слова прозвучали неодобрительно, и миссис Персел могла счесть ее неблагодарной.
Ребекка улыбнулась:
— Так оно и есть. Здесь очень тесно, когда дом полон. Особенно в период дождей. Но мы не жалуемся. Мы более чем счастливы приютить у себя семьи вновь прибывших, ведь это часть нашей работы. Да и дети не возражают.
— Сколько их у вас, миссис Персел?
— Детей? Шестеро.
Китти непроизвольно взглянула на заметно округлившийся живот хозяйки дома.
— И скоро мы ожидаем еще одного.
— Прошу прощения, — сказала Китти. — Я не хотела показаться грубой.
Но Ребекка только отмахнулась:
— У нас у всех большие семьи. У преподобного Уильямса и его жены одиннадцать детей. Младшему только-только исполнилось одиннадцать месяцев. И у вас будет такая же большая семья, когда вы встретите подходящего молодого человека. А это непременно случится, ведь вы такая хорошенькая.
«Только мне не нужен молодой человек, — печально подумала Китти. — Мне вообще никто не нужен».
Ребекка посмотрела на соляные разводы на платье девушки.
— Ваше платье непременно нужно постирать, — озабоченно заметила женщина. — Иначе эти разводы уже не вывести.
Китти безуспешно попыталась стряхнуть с подола соль.
— А кто тот человек, что… э… помог мне вылезти из лодки?
