— Да мы с Дарьей не спали никогда! — усмехнулся Валерка. — Просто друзьями были. Хорошими. Я очень ее уважал.
От изумления она не могла произнести ни слова. Смотрела на него во все глаза, даже рот приоткрыла.
— Я все понял в тот день, когда ты пригласила меня Дашкин гонорар пропивать. Ты сказала тогда по телефону, что ногти мажешь в мою честь. Дашук любила разные новые лаки. У нее их целая коробка была. А я, когда приходил, всегда что-нибудь говорил ей про ее ногти — ей приятно было, если я замечал. Я и в тот раз заметил, но не столько ногти, сколько флакончики с лаками. Ты помнишь, куда ты их убрала?
Она отрицательно покачала головой.
— А вот туда поставила, чтобы стол освободить! — Валерка кивнул на полку над столом, на которой стояли коробки с бытовой техникой. — Даша не могла их туда поставить! Просто не дотянулась бы. — Он закурил и насмешливо на нее посмотрел — так, как смотрел все последние дни. — А в койку тебя потащил, чтобы поглядеть, как ты себя поведешь. Я же понял, что ты растерялась, поскольку не знала, какие у нас с Дашкой отношения были. Боялась попасть впросак и на всякий случай сделала вид, что трахаться со мной для тебя дело привычное. А получилось, что выдала себя окончательно… Говорить тогда не стал, а сегодня… Слезы твои крокодиловы, которым не верю ни капли…
У Валерки задрожали губы, и Даша дотронулась до его руки.
— Прости меня, Валер. Прости… Скажи… Что ты собираешься теперь делать?
— Боишься? — Он злобно ухмыльнулся и уставился на нее с нескрываемой издевкой. — Не знаю. Живи пока.
Она прожила два дня и снова позвонила Валерке. Ждать, когда он объявится сам, было просто невыносимо. Чувствовала, что готова принять любые его решения. Даже если решит, что ей необходимо явиться с повинной, она не будет сопротивляться. Только бы скорее! Только не неизвестность, которая не дает ей ни сна, ни отдыха, а лишь грызет и грызет изнутри. Она так устала быть самостоятельной, расчетливой и жестокой, что перспектива покориться чужой воле и полностью зависеть от нее, казалась желанным и сладким избавлением. На волне незнакомого ей раньше самоуничижения она чуть не призналась Валерке в краже денег из сейфа и убийстве Костика, но он предложил такое неожиданное решение, что до новых признаний дело не дошло.
— Называть тебя по-прежнему буду Дашей. Уж раз ты заняла ее место, пусть все в это верят, включая меня. Мне так будет легче. Когда приедет твой дед, представишь меня, как бы, своим женихом.
— Зачем? — еле слышно произнесла Даша.
Валерка откинулся в кресле, по-хозяйски и оценивающе оглядел комнату, включая сидящую напротив него девушку.
— Здесь деньжищами запахло. Зачем же от них отказываться! Я что, себе враг? — Он спустился в кресле совсем низко, почти лег, зацепил носком грязного ботинка подол ее широкой юбки из жатой ткани и медленно поднял вверх. Сначала обнажились голые коленки, потом бедра, потом стали видны белые кружевные трусики. Не убирая с лица презрительно-наглой ухмылки, он задрал широкий подол еще выше и лениво оглядел открывшийся вид. — И от этого всего какой смысл отказываться? Ты, дорогая моя, понимаешь, что полностью в моих руках? Либо со мной, либо с урками. Ничего, стерпится как-нибудь. Я ведь тоже, как ты понимаешь, любовью-то не горю. Но тебя ни за что не выпущу. Мне деньги нужны, и я их получу. — Он опустил наконец ногу, и Дашин подол вернулся в прежнее положение. — Ну что, невеста, поди страстью горишь! Расшнуруй мне ботинки, раздевайся и ложись на диван. Будешь доказывать свою любовь неземную…
