Царь Иудеи был в восторге. Ведь ему удалось, впервые за много лет, отпраздновать по всем правилам Пасху, годовщину исхода из Египта, причем не только внутри своего царства, но и на тех землях, что остались от Израиля, где ассирийцы перебили местное население. Разве не восстановил он этой религиозной церемонией нить исторических событий и, главное, не вернул народу Авраама традицию его отцов? Разве не покончил он таким образом с языческой мерзостью предка своего, Манассии? Не избавил ли он таким образом от политического порабощения иудеев и оставшихся в живых израильтян?
Фараон Нехо II хотел урезонить бурный темперамент царя Иудеи. Во время драматического столкновения под Meгиддо, городом башен, по дороге на Каркемиш, властитель Египта попытался остановить царя Иосию: «И послал к нему Нехао послов сказать: что мне и тебе, царь Иудейский? Не против тебя теперь иду я, но туда, где у меня война. И Бог повелел мне поспешать; не противься Богу, Который со мною, чтоб Он не погубил тебя»[16].
Конечно, аргумент военной уместности был более убедителен. Фараон хотел внушить иудею, что цель битвы намного превосходила спорадические ссоры небольших царств, вроде Иерусалима, что Египет в данном случае выступал против целой династии и что от результата этой битвы зависела судьба всего региона. Относительная независимость, которой пользовался царь Иосия, должна была заставить его поддержать египтян, союзников греков, эфиопов и ливийцев, чтобы помогать царю ассирийскому, ослабленному варварами, пришедшими с севера, союзниками халдеев. Разумеется, политический интерес Иосии подсказывал ему никуда не двигаться.
Но заставить царя иудейского задуматься должен был бы выдвинутый фараоном аргумент теологического порядка: Нехо призывал его не противиться Богу. Какому богу? Нехо не сказал: «моему» богу или «твоему» богу, а просто «Богу», как если бы он имел в виду высшую волю Божью, некую исключительную, всевышнюю волю, удивительно напоминающую ту, которую Моисей приписывал Предвечному. Фараон добавил «Бог, Который со мною». Надо ли понимать, что в данном случае повелитель мира сего был на стороне Нехо и что именно по его велению он шел против вавилонян, чтобы спасти Ассирию? Но выполнял ли египтянин волю Божию в своих собственных интересах, как хозяин Египта? Может быть, и нет. Действительно, фараон уточнял: «чтобы Он не погубил тебя».
Таким образом, Нехо просил Иосию сойти с его пути, потому что он боролся за спасение царства Иудеи… И ссылался он также на мораль и личное отношение Иосии к воле Божьей. К тому же дело было срочное: «И Бог повелел мне поспешать». У Нехо нет времени подробнее объяснять свой план и то, как Иосия мог бы использовать его в своих интересах. Дальше в Библии мы читаем: «Но Иосия не отстранился от него, а приготовился, чтобы сразиться с ним, и не послушал слов Нехао от лица Божий»[17].
Битва при Мегиддо была ожесточенной. В самом начале Иосия, сражавшийся на колеснице, был тяжело ранен. Он приказал, чтобы его перевезли в Иерусалим, где он и умер. Народ иудейский оплакал кончину того, кто восстановил культ Бога небесного. Но битва эта из-за своей ожесточенности намного задержала наступление египтян. Она вынудила Нехо перестроить свои силы и, главное, задержаться в Иерусалиме, где, как он надеялся, на трон взойдет новый царь, более сговорчивый, чем Иосия.
Крушение Ассирии
Тем временем Набопаласар, царь Вавилонии, все еще бился под Каркемишем. Он тоже торопился покончить с остатками ассирийской армии. Но себя он чувствовал постаревшим. В 605 году, узнав, что египетское подкрепление неминуемо подойдет, хотя и было потеряно три года на улаживание дел с Иудеей, он решил поручить сыну командование вавилонскими армиями. Юноша по имени Навуходоносор имел все качества, необходимые, чтобы благополучно завершить операцию.
Поражение египтян на берегах Евфрата, возле Каркемиша, было полным, и принц вавилонский позволил себе такую роскошь, как преследование войск Нехо до Пелусия, что у ворот царства фараонов. Он мог бы преследовать их и до Мемфиса, и до Фив, а возможно, и до Эфиопии, так ослаблены были воины Египта, если бы не узнал о кончине своего отца, Набопаласара. Опасаясь какого-нибудь предательства, которое помешало бы ему унаследовать трон, он отправился прямиком в Вавилон и пересек пустыню за двадцать три дня. В 606 году он был признан своим народом, а через год короновался и властвовал над всей южной частью бывшего ассирийского царства.