— Эх, если бы эта крошка спала, пристегнувшись цепью к кровати, — сказал я. — Продай ей мою идею.
Он открыл дверцу машины и нырнул в темноту. Я последовал за ним. Теперь я разглядел верхний край стены. Мы прислушались. Ничто не нарушало тишину. Интересно, отвязана ли собака, подумал я: воспоминания о волкодаве повергали меня в дрожь.
— Готов? — нетерпеливо сказал Паркер. — Ты должен вернуться до появления луны.
— Да, — сказал я, помахивая тростью, и пожалел о том, что не взял с собой револьвер.
Он размотал веревку, я взялся за крюк. С третьей попытки мне удалось зацепиться им за край стены.
— Ну, пока, — сказал я. — Не спи. Вдруг удирать из дома я буду гораздо быстрей, чем полезу в него.
— Смотри, Джексон, не пытайся нас перехитрить, — сказал он.
Я не видел лица Паркера, но по его голосу понял, что он говорит сквозь стиснутые зубы.
— Ты не получишь ни доллара, если не принесешь пудреницу.
— Будто я этого не знаю, — сказал я и взялся за веревку. — Кинжал у тебя?
— Я подам его наверх. Обращайся с ним бережно. Не ударяй его. На нем не должно быть царапин.
По веревке я добрался до колючей проволоки. Держась одной рукой за узел, я взял кусачки и занялся проволокой. Туго натянутая, она могла хлестнуть меня по лицу; я действовал осторожно. Наконец я справился с ней.
— Порядок, — произнес я в темноту и оседлал стену.
Я бросил взгляд в сторону дома, но ничего не увидел.
— Держи, — прошептал Паркер. — Осторожней с ним.
Я опустил руку, и вскоре мои пальцы нащупали футляр.
— Взял, — сказал я.
Засовывая его к себе в карман, я добавил:
— Здесь такая темень, хоть глаза выколи. Чтобы найти боковую дверь, мне потребуется время.
— В нескольких ярдах от забора, справа от тебя, есть дорожка. Она ведет прямо к дому. Ты не заблудишься.
— Ты здорово подготовился, а? — сказал я, подтянул веревку, спрыгнул со стены и очутился в саду.
Я замер, стоя на траве и держась рукой за забор. Прислушался. Я услышал лишь собственное дыхание и биение моего сердца. Я еще не решил, как мне поступить. То ли, обождав немного, вернуться назад и сказать Паркеру, что мне не удалось открыть сейф, то ли пойти вперед, рискуя нарваться на собаку или охранника.
Если охранники схватят меня с пудреницей в руках, я не сумею защититься от Редферна. Но я сгорал от любопытства. Я не поверил Горману. Человек его склада не станет тратить полторы тысячи долларов, чтобы выручить женщину. Пудреница или какая-то другая вещь, хранящаяся в сейфе, представляла большую ценность. Иного объяснения я не находил. Я не собирался отдавать этот предмет Горману. Мне надоел Сан-Луис-Бич, я устал от безденежья, от своего жалкого положения. Пошевелив мозгами, я мог сорвать большой куш. Вдруг вырученная сумма окажется так велика, что мне хватит ее на несколько лет? Игра стоила свеч. Я решил рискнуть.
Все эти соображения промелькнули в моей голове за какие-то пять секунд; и вот я уже крался по дорожке к дому. Благодаря туфлям на резиновой подошве, я шел бесшумно, как привидение. Я не спешил и двигался пригнувшись. В одной руке я держал фонарь, в другой — трость, воспользоваться которой был готов в любой момент. Наконец я оказался на лужайке. Слева на фоне неба чернел громадный каменный дом. Света нигде не было.
Огибая лужайку под прикрытием деревьев, я беспрестанно думал о собаке. Обученный сторожевой пес не подает голоса. Приближаясь к вам, он стелется вдоль земли; вы узнаете о его присутствии лишь в тот момент, когда он хватает вас клыками за горло. Моя рубашка скоро прилипла к спине, а нервы натянулись до предела. Тропа обрывалась около ступенек, ведущих на террасу. Я вспомнил план: путь к боковой двери шел через эту террасу, затем следовало подняться на вторую террасу и обогнуть угол дома. Если меня заметят идущим по террасе, я не смогу нигде укрыться.
Я замер возле последнего дерева и стал всматриваться в террасу до боли в глазах. Сначала я ничего не увидел, затем различил широкие белые ступени и балюстраду. Я продолжал вглядываться и прислушиваться; я знал: отойдя от дерева, я отрежу себе путь к отступлению. Я хотел убедиться в том, что впереди нет ни людей, ни собаки.
