Довольно скоро вдали загудел товарняк. По рельсам медленно катил старый паровоз – ничего другого Северная Корея себе позволить не могла. Притаившись у путей, Син подождал и запрыгнул в пустой вагон, где перекатывались лишь какие-то камни – может, руда. Сел, вытянул ноющие ноги. Все тело от напряжения сводило судорогой.
– Спасибо, господи, – вслух сказал Син.
Потом прислонился к стенке и задремал.
Через пару остановок трое в одежде железнодорожных рабочих вышли со станции, направились прямиком к вагону и выволокли Сина наружу. На платформе, потирая глаза, стоял человек в полицейской форме – похоже, его только что разбудили.
– Это вы «бенц» у дороги бросили? – спросил он на полузевке.
Помимо прочего, Син не знал, что на северокорейской железной дороге через каждые полмили стоят патрули – ловят «зайцев» и следят, чтоб не было аварий. Его засекли, едва он забрался в вагон.
От станции, где его схватили, до китайской границы меньше десяти миль.
16. Здесь умер Син Сан Ок
Его отконвоировали в здание вокзала; Син волочил за собой по земле самодельный рюкзак. Силы его оставили. Лицо черное, все в угольной пыли. Он пал духом, он был жалок, и однако же его переполняло странное облегчение. Мне все равно, думал он. Я лучше умру, чем тут застряну. Пусть делают со мной, что хотят.
– Дайте умыться, – сказал Син полицейскому.
– Дайте ему воды, – сонно велел тот кому-то.
– Где туалет?
Сину дали помочиться, вымыть руки и лицо. Когда он вышел, к путям как раз подъезжал джип – на пассажирском сиденье заместитель директора, пышущий яростью. В вышине ворчал вертолет. Син закрыл глаза и постарался опустошить сознание.
Его заковали в наручники и вывели на улицу.
Когда все закончилось, Син решил, что это было похоже на кино.
Вертолет сел на маленьком пустынном аэродроме. Сина вытолкнули на землю и запихнули в другой джип. На голову натянули капюшон и сняли, лишь когда вытащили Сина из машины и завели в большое здание. Дальше длинный коридор, по обеим сторонам череда одинаковых дверей. Конвоиры открыли одну дверь, усадили Сина на стул – кроме трех стульев, в комнате ничего не было. Перед Сином сидели заместитель директора и незнакомый толстяк – он был очень пухлый и растекался по стулу, будто его не снабдили позвоночником. У обоих в руках бумага и карандаши.
Первым заговорил толстяк – голос завибрировал в жировых глубинах:
– Вы направлялись на север, через Чонджу в Пхёнан-Пукто. Это довольно далеко к северу. – Он как будто задумался. – Вы туда попали по ошибке, да?
Син растерялся.
– Вы перепутали дорогу? – рявкнул заместитель директора. – Вы что, вопроса не поняли?
– Я туда и собирался, – ответил Син.
– Почему? – Заместитель директора исходил злобой, и его голос словно пронзал Сина насквозь.
– Потому что жить здесь невыносимо, – ответил Син.
Толстяк записал за ним в блокнот. Заместитель директора поднялся, толстяк тоже. Оба удалились, вместо них вошли четверо охранников и холодно уставились на Сина.
Вскоре допросчики вернулись и опять сели напротив.
– Значит, в своих новогодних поздравлениях вы солгали? – осведомился заместитель директора. Сина, как и Чхве, обязали составить послания обоим Кимам – выразить благодарность и восхищение.
– Отвечайте! – завопил толстяк.
– Я написал, что мне велели написать. Я писал людям, которых в глаза не видел. По-моему, у меня неплохо получилось.
Оба ошарашенно вытаращились. После долгой паузы толстяк заморгал, записал, и оба снова вышли. Вернулись четверо охранников. Очевидно, допросчики кому-то передавали ответы и возвращались от этого кого-то с новым вопросом. Не так уж сложно догадаться, кто бы это мог быть. Ким Чен Иру, наверное, не верится, что я захотел сбежать, подумал Син. Ну еще бы – они так по-доброму со мной обходились.
Допросчики вернулись.
– Куда вы собирались? – спросил заместитель директора.
– В Китай.
Оба ушли, вошли охранники. Затем опять вернулись допросчики:
– Как вы планировали туда добраться?
– На товарняке.
– На товарняке? – переспросил толстяк, будто в жизни не слыхал такого слова.
– Да. На товарняке.
И они снова ушли. Так оно и продолжалось – Син со счета сбился, сколько раз они уходили и приходили. В итоге он рассказал им всё. Он до смерти вымотался – усталость накрыла его целиком, точно плотное белое одеяло, отключив ему все чувства. Его вывели наружу и, заморгав на солнце, Син сообразил, что оказался в Пхеньяне. В переднем дворе, как обычно, улыбалась статуя великого вождя.
