Кинокомпания Ким Чен Ир представляет - страница 132

и модой на черепашек-ниндзя – вдохновила Сина на создание «Трех ниндзя», диснеевской франшизы о трех американских ребятах, которые с помощью боевых искусств борются с преступниками. Син заказал сценарий и приступил к переговорам с «Диснеем» о финансировании и прокате. Он, конечно, был крупнейшим кинематографистом обеих Корей, но на прямых переговорах с настоящей голливудской студией трепетал. Адвокаты «Диснея» – бескомпромиссные хищники, это все знают, и неважно, что Сину уже за шестьдесят, что он пережил похищение и тюрьму. В мае 1992 года, когда в Лос-Анджелесе бушевали массовые беспорядки, спровоцированные делом Родни Кинга, Син, его адвокаты и адвокаты «Диснея» на целую ночь заперлись в гостиничных апартаментах – спорить о непостижимых деталях соглашения о лицензировании. Син совершенно растерялся – он-то привык, заключая сделки, пожать руку, подмигнуть, помолиться и, может, присовокупить к этому кое-какие поддельные бумаги. «Все было другое, – говорил он. – Я старался соглашаться на все их предложения».

В рамках франшизы вышло три фильма – Син ставил один, а продюсировал и писал все три. Он надеялся, что популярностью они смогут посоперничать с «Одним дома». Но все они провалились в прокате и не полюбились критикам; первый фильм показал пристойную рентабельность, но каждый следующий собирал кассу хуже предыдущего. Впрочем, они уловили, откуда ветер дует, и после выхода на телевидении и видео у них сформировалась преданная детская аудитория (а вдобавок с них началась карьера режиссера Джона Тёртелтауба, который впоследствии снял блокбастеры «Крутые виражи» и «Сокровище нации»[42]). Еще Син продал телеканалу «Дисней» детский римейк «Пульгасари» под названием «Легенда о Гальгамете»[43] – фильм до того плохой, что «Пульгасари» в сравнении с ним хорош, – а спустя год спродюсировал «Садовника», незапоминающийся триллер с Малколмом Макдауэллом в главной роли[44].

С Тёртелтаубом Син дружил до конца жизни, а актриса Энджи Эверхарт, которая тоже снималась в «Садовнике» и во время съемок перенесла выкидыш, вспоминала потом, что Син прервал работу, подождал, когда она придет в себя, и за ней замечательно ухаживали. «Шин был ко мне очень добр», – рассказывала она. Он появлялся на площадке каждый день, «серьезный и тихий», смущался, что плохо говорит по-английски. Вся съемочная группа запомнила его ассистентку, молодую кореянку со шрамами на лице – прежде она была в лос-анджелесской банде, и член другой банды порезал ей лицо лезвием, спрятанным во рту. Син откопал ее неизвестно где и устроил работать в кино. Похоже, и в Америке трагедия поджидала за углом любого – и особенно женщин; женщинам всегда хуже, в отчаянии размышлял Син.

Как художник он сильно переменился. Все 1960-е и 1970-е этот человек раздвигал границы, славился эротичностью, чувственностью своих работ, а теперь справлялся только со всякой диснеевской чушью. Его расчетливый популизм изошел на трюизмы и натужные манипуляции. Может, мечтая снять хит, он надеялся перевести свои таланты на английский, копируя мейнстрим. Встроиться в голливудскую систему ведения дел ему удавалось с трудом, и показательно, что за шесть лет в Калифорнии он спродюсировал пять фильмов, но поставил лишь один (да и от того потом отмахивался – мол, в Голливуде не режиссировал, хоть в титрах и написано иное). Позднее он рассказывал: «Меня вдруг осенило – даже, надо сказать, ошарашило, – сколь велик культурный разрыв между нашими цивилизациями. Я был очень от всего этого далек».

Чхве в Беверли-Хиллз тоже приходилось нелегко. Ее муж пытался добиться успеха в кино, а она целыми днями возилась с детьми и гуляла по окрестностям. В округе она не встречала ни одной азиатки и отчетливо чувствовала, как косятся на нее другие жены, в основном попадавшие в одну из двух категорий. У «сильных» на лбу и скулах туго натянутая кожа, все тело как будто вот-вот разойдется по швам, они вечно бегут на какое-нибудь собрание или обед. «Трофейные» – молодые, крепкие и бодрые, в джинсах или ярких легинсах, жуют здоровую пищу и вечно возвращаются с пляжа или тренировки. У тех и других – своя власть, своя независимость. Госпожа Чхве не ходила на собрания и тренировки, всегда носила черное, прятала бледное лицо под широкополой черной шляпой и черными очками, самой себе казалась старой ведьмой и чувствовала себя не в своей тарелке.