— Ишь, какой умник нашелся — все-то ты знаешь! Не мели чепуху! На фронте надо сперва побывать, на передовой, тогда и говори! Вот, возьми, почитаешь дома, а в воскресенье вернешь. Не сейчас! Гляди под ноги!
Но под ногами ничего, кроме гудрона. Мы наконец все-таки остановились и поджидаем, когда нас догонят мама и тетушка.
— Дело дрянь! Война уж не та — ничего в ней хорошего!
Я насилу перевожу дух:
— Ну что ты, дядя! Ведь ты, конечно, тоже веришь, что мы скоро победим??
— Чушь! У русских страна во-он какая! Народу — тьма-тьмущая. А за англичан и американцев еврейская сволочь со всего мира, все деньжищи, богатство — это же сила. Так что тут шиш — ничего не поделаешь.
— Я верю в Германию, — объявляю я со слезами на глазах, которые мне не хочется вытирать.
— Ну вот и прекрасно, — бросает он в пространство, в пустоту.
Взобравшись наверх, я не утерпел, и там, в павильоне, принялся читать то, что дал дядюшка.[20]
Началось.
Были квартирьеры. Здесь, в городке, надо разместить еще одну роту. Куда ее всунуть? Нельзя сказать, чтобы нас это обрадовало. Но хочешь не хочешь, а надо. Выселим половину домов. Еще через несколько дней — новые квартирьеры. Один майор сам пошел осматриваться. Хотят разместить еще целый батальон. Я указываю ему на то, что это трудновыполнимая задача. Майор давай хохотать. «Ну, насмешили! Да я же вам сюда еще целый полк поставлю!» Ладно, давай — мое дело маленькое. Я ведь всего-то и надеялся, что мне тут обеспечена более или менее спокойная жизнь, вдали от штабов и начальства. А тут сразу представил себе, каково это, когда всюду тебе зависимость, многочисленные обязанности, соблюдение всяких условностей и прочая ерунда, без которой нельзя обойтись. Одним словом, никакой тебе больше свободы.
Батальон расположился на южной окраине. Нам пришлось потесниться, оставив себе только четыре дома. Все в невообразимом хаосе. Многие предпочитают спать на воздухе, вместо того чтобы тесниться в духоте перенаселенных комнат. Кончилась прежняя благодать: не видать нам больше покоя, да и вольготной жизни. Люди вздувают цены. Пропадают куры и гуси. У кого-то даже свинья. Мне все это совсем не нравится. Алкоголь прибывает в громадном количестве. Каждое подразделение устроило собственную столовую. В один прекрасный день приехал оркестр, начал выступать перед деревянной церковкой. Народу — несколько сот. Толчея, как на ярмарке. Солдаты обходят по очереди все столовые, пьют напропалую. Пьяных — пруд пруди. Неприятные инциденты так и сыплются один за другим.
За холмом воинские части знакомятся с позициями. На крестьянских тележках подвозят боеприпасы. На улицах — тяжелая артиллерия, на всей скорости носятся шикарные генеральские и штабные машины. Выданы карты местности. Офицеров то и дело собирают на совещания. Чертовски похоже, что скоро война. Музыка и шнапс. Все точно так же, как в 1914-м перед началом войны.
В воздухе носятся разрозненные слухи. Никто ничего точно не знает. Один солдатик рассказывал, что скоро начнется война, и получил за это страшный разнос от полковника. Через несколько дней слухи усиливаются. За Бугом, напротив нас, стоят русские. Что делается там, мы не знаем. Однажды утром в туманной дали за рекой показываются столбы дыма, они тянутся до самого горизонта. Один из гражданских рассказывает, что русские жгут деревни.
Вместе с майором Н. я разглядываю в бинокль таинственный потусторонний берег. Н. тревожно покачивает головой: «Слушай, скоро война!» В том же смысле высказался и присоединившийся к нам венец фельдфебель Клемент, он выразился лаконично: «Ну, вроде бы заваривается каша!» Я сам такого же мнения.
Беспрерывное состояние боевой готовности. Раздали дополнительные боеприпасы и ручные гранаты. Когда-то грянет первый выстрел! Все ненужное давно отправлено в тыл. Оставлено только то снаряжение, с которым ходят в атаку. Реквизируются кони и телеги, их просто отбирают у мужиков. Их мнения теперь уже не спрашивают. Все, что нужно, берут и выносят из домов. Заодно прихватывают много чего ненужного.
Мой хозяин, у которого я жил, уже увел свою жену в землянку. Вся семья ушла из дома подальше в поле. Хозяин иногда только наведывается, чтобы присмотреть за домом. Он очень встревожен: «Пан, через месяц пора будет убирать урожай. Нет коней, нет телеги, как же работать? Что тут затевается?»
