Киевский лабиринт - страница 64

— Помилуйте, Клим Пантелеевич, — не удержался Авилов, — неужто возможно понять, какая это гипотеза: последняя или, допустим, предпоследняя?

— Безусловно.

— Но как?

— Вам подскажут обстоятельства. Например, в данный момент у меня есть две версии в отношении исчезнувшего управляющего мыловаренной фабрики. Одна из них уже почти, что называется, при смерти. Но жизнь в ней еще теплится. Думаю, через несколько часов станет окончательно ясно: выживет она или нет. А вот вторая с самого начала была слабой, но с каждым часом растет и крепнет.

Тем временем экипаж добрался до гостиницы. Высокое четырехэтажное здание выглядело роскошно. Ардашев оплатил забронированные номера и, договорившись со спутниками встретиться через час в вестибюле, поднялся в свою комнату.

Номер был как номер, со всеми удобствами. Клим Пантелеевич принял ванну, облачился в банный халат и, вызвав коридорного, велел принести чашку кофе и справочник «Вся Одесса». Заказ выполнили быстро.

Пролистав несколько страниц с разделом «Услуги по растаможке, конторы экспедиционные, транспортные и хранения грузов», он допил бодрящий напиток и, вынув из ящика стола «браунинг», проверил обойму. Затем надел свежую сорочку, повязал галстук и облачился в костюм. Привычным движением он вставил пистолет в специальную лямку, пришитую к внутренней части брючного ремня. Пиджак надежно скрывал оружие.

Статский советник взял с собой справочник и покинул номер.

Штабс-капитан Авилов и сыщик Каширин ждали его внизу, но были явно чем-то взволнованы.

— Что-то случилось, господа? — поинтересовался Ардашев.

— Я только что связывался с Киевом. Господин полковник сказал, что по нашей телеграмме жандармы еще вчера задержали некоего Марка Перетца — таможенного комиссионера. Он явился в таможенную контору и принялся выяснять, где находится товар, поступивший на адрес киевской мыловаренной фабрики Могилевского. Я тут же связался с жандармским управлением. Ротмистр Шабанов будет ждать нас у дома предварительного заключения. По его словам ни Дрогоевский, ни Кульчицкий в контору не наведывались, но в одном ящике с двойным дном обнаружили несколько пачек фальшивых купюр.

— Что ж, едем, — проговорил Ардашев и вышел на улицу. Остальные проследовали за ним.

Повезло. Неподалеку стоял свободный таксомотор. Водитель прокрутил ручку стартера, завел автомобиль и покатил. Клим Пантелеевич невольно залюбовался городом, который выглядел аккуратным и умытым, и от этого казался каким-то игрушечным, ненастоящим. Чувствовалась близость моря. Дышалось легко и свободно. Каштаны и липы, закрывавшие своими зелеными ветвями дома, смотрелись как декорации одного большого театрального представления под названием «Красавица Одесса». Вскоре показалась тюрьма.

Арестованный таможенный маклер Марк Самуилович Перетц — мужчина лет сорока — напоминал испуганного кролика. Небольшого роста, худой человечек с бегающими умными глазками, усиками вразлет, боязливо, но с некоторым интересом оглядывал четверых человек, обступивших его в следственной камере. Он скромно умастился на табурете и в ожидании вопросов поднял глаза.

— Итак, господин Перетц, потрудитесь вновь рассказать все с самого начала. Где, как и когда вы познакомились с человеком, который нанял вас для растаможивания груза, пришедшего в адрес киевской мыловаренной фабрики? — спросил жандармский ротмистр.

— Помилуйте, господа, мне и рассказывать особо-то нечего. Этот господин сам заявился в мою контору и за неплохое вознаграждение предложил мне сходить на таможню и узнать судьбу этого проклятого груза — шобы о нем вспомнило горе! Я, конечно, попросил у него документы. Он открыл папку и вынул доверенность, но таки и не дал ее мне, а лишь помахал ею перед носом. Но зато он оставил мне за услугу аванс — две «красненьких». Их вы у меня изъяли. Буду ждать, шо б вернули.

— Червонцы, господа, оказались фальшивыми, — заметил жандарм. — Как и те, что находились в ящике с двойным дном, в котором были бутылки с розовым маслом.

— Ах, чертовий хвист!.. Я теперь оскорбленный в лучших чувствах… Попадись он мне, я бы ему такой гроб с музыкой подарил, шо он бы плакал от радости, — возмутился Перетц. — Вы не смотрите, что меня мама таким щуплым родила, я не весь такой…