Утро началось весело…
– Мой хозяин и господин спас свою кицунэ от лютого холода-а! – через меня трижды перепрыгнула взлохмаченная блондинка в шёлковой пижаме с дыркой для хвоста. – Вчера он купил мне чай, нарисовал множество вещей, а ночью перенёс к себе в постель! И даже не воспользовался-я!
– Да ты спала, как сурок…
– Я притворялась. Но ты вёл себя, как благородный самурай, и даже нигде меня не потрогал!
Да пребудет со мной сила, как же болела спина. Спать на полу всё-таки весьма среднее удовольствие или дело привычки, в любом случае пол хотя бы должен быть тёплым. А у нас в доме отопление дают по расписанию, то есть в октябре. Пока я умывался и чистил зубы, лисичка приготовила кофе и чай.
– Может быть, ты нарисуешь мне кровоточащее человеческое сердце?
– Нет.
– Как жить с таким жадным гайдзином? – притворно вздохнула она, барабаня пальчиками по столу. – Тебе нужны деньги, холодильник пустой, и мне не из чего приготовить даже самый простой мисо-суп. Где в вашем городе трактиры, в которых поют продажные женщины?
Я чуть не пролил кофе носом.
– Ты опять подумал обо мне плохо, Альёша-сан, – укоризненно сдвинула бровки Мияко, – я непродажна и до сих пор не принадлежала ни одному мужчине.
– Разве ты не мой подарок?
– Но не твоя наложница, – ловко парировала она, – и поверь, если ты захочешь взять меня силой, я тебе такое устрою, что…
– Не переживай, ты не в моём вкусе, – как мне казалось, удачно пошутил я, но на ресницах растерянной кицунэ вдруг заблестели слёзы. Две крупные капли покатились по её щекам.
Она уставилась на меня круглыми глазами, а её пухлые губки беспомощно вздрагивали:
– Я… я тебе не нравлюсь?!
– Так, минуточку, погоди. Ты же сама только что сказала…
– Я толстая и некрасивая? Это потому, что у меня ушки и хвост, волосы, как солома, грудь маленькая…
– Фига себе, маленькая?!
– Могла бы быть и побольше! И вообще, ты меня не любишь, потому что я не человек?
– Господи, ну извини, я не…
– Значит, ту презрительную выдру ты… ри-со-ва-ал, а я… я не-е… в твоём… вку-се-е…!!! – окончательно разревелась блондинка, рухнув на колени и запрокинув голову вверх. Слёзы лились буквально ручьём! Я и опомниться не успел, как на полу растеклась солёная лужа. Бесы, которые, как ни странно, никуда не ушли, поспешили за тряпками…
– Хорошо, хорошо, только не плачь! Хочешь, я прямо сейчас тебя нарисую?
– Не-ет… Сейчас у меня красный нос, я зарёванная уродина-а!
Мне пришлось поднимать её с пола, сажать на диван, вытирать нос кухонным полотенцем, клятвенно обещая, что непременно буду её рисовать, что она самая красивая, что я давно мечтал стать художником аниме, что жить не могу без манги, что у нас куча баров и ресторанов, пусть она только внятно объяснит, что собирается там делать.
– Петь, – всё ещё слегка гнусаво пояснила всхлипывающая госпожа Мияко, – все лисы умеют петь, в Киото считается большим успехом заполучить настоящую кицунэ на сцену. Нам всегда бросали деньги, хорошая певица за вечер могла заработать пять-шесть лянов!
– Лямов? – не поверил я.
– Лянов, – сопя, поправила она, – лян – мера веса в Японии, Китае и Корее. Примерно пятьдесят граммов серебра. Сколько это будет в пересчёте на ваши деньги?
– Не знаю, но в любом случае у нас тут рубли. Хочешь, могу глянуть курс по интернету?
– Нет, не надо! Никакого интернета! Я и так верю тебе, мой хозяин и господин! – Блондинка мигом высушила слёзы и вновь усадила меня на стул. – Давай ты побыстрее допьёшь свой кофе, и мы пойдём искать место, где я буду петь.
Не знаю уж, почему у неё такие резкие скачки настроения, то ли характер не сахарный, то ли нервы накопились, но на тот момент я просто не стал докапываться. Возможно, зря. Тогда всё могло бы быть совсем иначе. Хотя кто знает? Никто не знает. Вот именно…
Пока мой «подарок» переодевалась в ванной, я улучил минутку ответить на эсэсэс от мамы:
«Сынок, ты решил вопрос с собакой?»
«Мама, у меня нет собаки».
«Значит, нет. Хорошо, мама всегда тебе верит. Но папа зайдёт вечером!»
Так, понятно, я тут же отправил эсэмэску отцу:
«Пап, можешь одолжить пару тысяч до зарплаты? Через неделю верну».
