Можем ли мы сегодня утверждать, что Новый Завет прекращает свое действие в силу изменения условий или в силу выполнения поставленных в нем задач? Не пора ли получить обновленное Откровение, своего рода Сверхновый Завет, третий по счету, исходя из предположения, что второй был не последним? Вполне возможно, что обретение такого завета связано не с новым писанием, а, например, с новым, более внимательным прочтением.
Есть некоторые основания утверждать, что дальнейшие инструкции уже содержатся в Testament. Их общий смысл можно свести к директиве из Центра Управления Полетом, и тогда звучать она будет примерно так: Приступить к отделению третей ступени! И вот теперь мы вернемся к общей метафоре космодрома и взлетающей космической ракеты.
Команда «отбросить первую ступень!» была выполнена в ходе антропогенеза, она и составляла его содержание. В результате выполнения команды появилось смертное существо, именуемое человеком. Некое сущее, получившееся благодаря отбрасыванию-вычитанию. Тогда в отброшенном мире природы осталось «тело вида», регулируемое инстинктами, рефлексами, и эксклюзивно подчиняющееся естественному отбору. Духовный порыв позволил освободиться от этой материальной зависимости.
Отделение второй ступени было инициировано торжеством христианства. На этот раз позади осталась зависимость от тела социума, от громоздких структур производства и поддержания субъектности. Автономное духовное самообеспечение совместило границы субъекта с телесной экземплярностью индивида. Последовавший за этим толчком духовный подъем позволил закрепиться на орбите ratio и превратил в рутинное дело челночное сообщение между этой орбитой и текущей повседневностью. Отделение второй ступени отменило необходимость всякий раз «воспарять» в изматывающем трансе, используя для этого чуть ли не всю имеющуюся инфраструктуру. Вспомним альтернативу, предложенную Иисусом: «Бремя мое легко».
Около двух тысячелетий полет проходил нормально. Так и хочется сказать: затем экипаж доложил, что задача выполнена. Но скорее всего, верным будет другое: по некоторым признакам в Центре Управления Полетом определили, что миссия завершена в том смысле, что решены задачи второго этапа. Для достижения новых целей, для дальнейшего вознесения необходимо тление третей ступени. Необходим разрыв между разумным единством желания и воли и телесным органическим носителем, находящимся пока под двойной юрисдикцией — диктатуры символического и общих законов природы.
Стало быть, задача дальнейшей миссии сформулирована теперь эксплицитно, без обиняков: отбросить тело, избавиться от балласта органической телесности. И тут можно заметить, что кое-какие инструкции на этот счет уже содержатся в Инструкции. Более того, они уже давно приняты к исполнению в рамках теологии прямого действия, и проблема лишь в том, чтобы произвести очную ставку, так сказать, опознание и сличение результатов параллельной работы над проектом. Проблема отнюдь не из легких, ведь необходимо составить и решить уравнение следующего вида: Сопоставить практику схимников и столпников с практикой киберпанка с тем, чтобы привести их к общему знаменателю во Христе. Не больше, не меньше — понятно, что отыскание в данном случае общего знаменателя требует немалой метафизической зоркости. Но попробуем.
Киберпанк с момента своего зарождения в свойственном ему эпатажном стиле занимается преодолением органической телесности. Идеология кибер-движения в целом весьма пестра и противоречива, но общие моменты улавливаются без труда — они сводятся к попыткам подключить технику к принципам наслаждения. И, соответственно, самим подключиться к выносным органам удовольствия. Устремления киберпанка, как теоретические так и практические, направлены на экстазис, то есть на то чтобы разместить резонаторы на некотором удалении от органического чувствилища и, по возможности, на условиях автономии, неподвластности закономерностям бренного тела.
Разве не схожие устремления двигали душами подвижников? И так ли уж далеки от них байкеры, приросшие к своим мотоциклам, или герои «Матрицы», для которых сгруппироваться в единстве воли как раз и означает там, куда не проходят данные сырой сенсорики, за пределами юрисдикции позывных собственного тела. Это и есть принцип экстазиса, распознаваемый, правда, с таким трудом, что даже проницательным мыслителям он показался эксклюзивным порождением эпохи Гештеллера, триумфом Постава и поставления, безнадежным уклонением в сторону забвения бытия и, конечно забвения Бога.