«ТЫ ДОЛЖЕН МОЛЧАТЬ», — повторяет голос в голове Джастина. Он оглядывается, хочет найти своего защитника, но тот уже исчез в хаосе улицы.
«Я КИБОРГ», — помимо воли внедряется в память образ бесстрашного победителя чудовищных сэйсидов. Джастин подбирает комиксы — которые он потом зачитает до дыр в интернате — и послушно идет за офицером.
Я КИБОРГ. ]]
Потом было много чего — селекция, депортации, протесты и демонстрации, забастовка персонала К-реактора; правительство уменьшило прессинг и выработало программу помощи малоимущим (не само по себе, а под мощным напором профсоюзов); бастовали даже банковские клерки, сидя на рабочих местах и повесив на шею таблички: «Всех не арестуешь!» А городские партизаны продолжали воевать и убивать.
Был экономический подъем, выход на новые рынки, принятие Закона о социальной гарантии, всплеск строительства. А городские партизаны все продолжали войну. Их сознание навсегда осталось погруженным в дымную тьму, озаряемую вспышками световых боеприпасов. Те, кто не имел шлемов с мгновенно меняющейся тонировкой забрал или им подобных очков, надолго слепли. Городские партизаны были ослеплены навечно, но не сполохами сверхъяркого света — они ослепли от ненависти.
Изменившись, ударившись в крайности до такой степени, что левые смыкались с правыми, а мафия со спецслужбами, бандиты создавали клиники для лечения, боевики грабили банки, чтобы раздобыть деньги на оружие; все оказались связанными друг с другом, друг от друга зависимыми и друг друга покрывающими. Все дела велись на честном слове, и в то же время никто никому не доверял.
И хотя было подсчитано, что в Сэнтрал-Сити на каждого жителя приходится по две с половиной крысы и три йонгера, никто не мог сосчитать, сколько свободных стволов гуляет по рукам и сколько пустующих квартир являются тайными базами «непримиримых» разных мастей.
Все СМИ взвыли до высокого визга, когда было упомянуто, что «Омега» на 37-м этаже нарвалась на боевиков Партии, но уже на следующий день крик стал стихать, словно чья-то властная рука повернула реостат; все репортеры — реальные, сетевые, телевизионные — принялись смаковать в принципе невинные взрывы Темного, он же Крокодил, он же черт-не-знает-кто.
На все это с внимательным интересом молча смотрел F60.5. Кажется, он знал, кто это поработал. Ему даже понравилось, как изящно и точно все было проделано. Это хорошо, что никто не ранен. F60.5, как настоящий киборг, очень переживал бы, если б пострадали люди. Его бы загрызла совесть, в смысле — Первый Закон; Первый Закон довел бы его до сбоя, он бы сошел с ума. А так — можно; это похоже на мультфильм с прекрасной анимацией или комикс. Замечательно хорошо, художник постарался на славу!..
За F60.5 тоже наблюдали.
Квартирка была маленькая — узкий коридор да две комнатки; в санузел вода подавалась по графику — район-то дешевенький. Парень по прозвищу Тихоня, приставленный к F60.5, запасал воду во всех емкостях. Казалось, это его личная мания. Куда бы ни сунулся F60.5 — в ведро, банку, стакан, упаковку из-под лиофилизированного молока, — везде была налита вода. Но F60.5 почти никуда и не совался, ему после обработки раны был предписан покой.
Помощь врача была успешной; после обкалывания рука перестала пухнуть и злой багровый оттенок начал блекнуть. Неподвижная укладка руки в прозрачную, но пластичную и гибкую лонгету, накожные аппликаторы и инъекции строго по часам. Шли девятые сутки с момента ранения. Девятый день вынужденного безделья, тусклым слоем размазанного по графику манипуляций и пресных трапез. Поначалу F60.5 еще беспокоила боль; потом исчезла и она. Плечо уверенно шло на поправку, и лишь врач, раз в два дня навещавший затворников, был чем-то озабочен. F60.5 полагал, что медик боится разоблачения, что его силой, угрозами или шантажом заставили помогать нелегалам, — тут F60.5 ошибался. Врач давно был убежденным партизаном — с той поры, когда на его глазах был убит тот, кто вынес его из-под обстрела.
Однако врач действительно боялся и не мог скрыть своей тревоги. Но опасения были другого рода — это была печаль мудрости, что приходит вместе со знанием. В частности, врач знал, что скоро сухой черный струп начнет отторгаться и, если откроются кровеносные сосуды, есть риск аррозивного кровотечения, а это грозит потерей пациента. Возможно, предстоит выбор — либо дать истечь кровью этому серьезному парню, который врачу понравился с самого начала, либо сдать его в клинику — со всеми вытекающими последствиями. Вот он и ходил хмурый.
