При разработке мер по нейтрализации за границей Виктора Корчного было установлено, что среди близких ему людей (на языке КГБ — «в числе его близких связей») была гражданка Швейцарии Петра Лееврик, хорошо известная органам госбезопасности СССР. В послевоенные годы Петра Лееврик была студенткой университета в Лейпциге, находившегося в советской оккупационной зоне. Органами советской военной контрразведки она была взята в разработку по подозрению в проведении шпионажа в интересах западных разведок. Разработка Петры Лееврик была завершена ее арестом и высылкой в Советский Союз, где она была осуждена военной коллегией Верховного Суда СССР за шпионаж на 10 лет лишения свободы в лагерях. В 1945 году, когда советская разведка заподозрила Петру в шпионаже, девушке было 20 лет.
Срок наказания в одном из воркутинских лагерей, где в зимнее время температура опускалась до минус 40 градусов, Петра отбыла «от звонка до звонка». В лагере органы госбезопасности продолжали ее разработку, надеясь склонить к сотрудничеству. Но, несмотря на все тяготы лагерной жизни, лишенная возможности общения с родными и близкими и разговора на родном языке, Петра Лееврик сохранила силу духа, отказалась сотрудничать с советскими спецслужбами и не скрывала среди своего лагерного окружения ненависти к стране, где отсиживала срок за несовершенное преступление. Единственным ее пристрастием в лагере стали шахматы. Вернуться на родину Петра смогла только после смерти Сталина, в 1955 году.
Виктору Корчному за границей Петра Лееврик оказывала различного рода помощь. В западной прессе регулярно стали публиковаться интервью с Корчным и Лееврик, ставшей вскоре его гражданской женой. Впоследствии они официально оформят свои отношения, что для параноического КГБ будет выглядеть как спланированная акция западных спецслужб, направленная против СССР через «подвод женской агентуры» сначала к гроссмейстеру Борису Спасскому, а затем и к Виктору Корчному.
По согласованию с Отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС КГБ стал понуждать Госкомспорт к активным акциям, направленным на дискредитацию Корчного перед международной и советской шахматной общественностью. В этих целях Управлением шахмат Госкомспорта СССР была инспирирована акция по подписанию коллективного письма советских гроссмейстеров, в котором они должны были резко осудить невозвращение Корчного в Советский Союз и его критические выступления в зарубежной прессе, которые в письме назывались «клеветническими».
Подобные письма за подписями представителей советской интеллигенции практиковались раньше. В частности, Пятым управлением КГБ были подготовлены осуждающие письма против писателей Александра Солженицына, Георгия Владимова, Василия Аксенова и Владимира Войновича, против выдающегося виолончелиста Мстислава Ростроповича. Иезуитская изощренность подобных акций заключалась в том, что те, кто давал согласие на подписание писем против своих коллег по творчеству, ставили себя в положение очевидных конформистов и становились заложниками своего поступка, от которого было не откреститься всю оставшуюся жизнь. Взамен они получали подачки в виде возможности без искусственных затруднений продолжать свою творческую деятельность.
Но были среди представителей советской интеллигенции и другие люди. Они всегда были в меньшинстве, но это не останавливало их в стремлении жить не по лжи. Заведомо зная, на какие лишения они обрекают себя и свои семьи, они отвечали отказом на предложения подписать групповой пасквиль. Эту малочисленную группу людей называли «неподписанты». Письмо с осуждением Корчного не подписали три выдающихся советских гроссмейстера: Михаил Ботвинник, Давид Бронштейн и Борис Гулько. Своим поступком они к шахматным победам прибавили победу торжества человеческого духа над окружавшей их мерзостью.
КГБ трудно было наказать Ботвинника, уже завершившего спортивную карьеру. А вот Бронштейн и Гулько в полной мере испытали на себе мощь репрессивной системы. Бронштейн, лишенный возможности выезжать за границу, на 15 лет был вычеркнут из числа участников международных турниров. Его спортивная карьера была практически сломана. Гулько был отстранен от зарубежных поездок и участия в международных турнирах на территории Советского Союза. Правда, в 1977 году, вопреки усилиям руководства Управления шахмат, Гулько выиграл чемпионат СССР. Тогда, в нарушение регламента соревнований, Гулько и второй претендент на чемпионское звание — Дорфман — были принуждены к матчу между собой. Матч закончился вничью, и вопрос об очередном шахматном чемпионе был формально объявлен открытым.