В дверь постучали. На пороге появилась секретарь Марина Евгеньевна, сухопарая дама лет сорока, которую Михеев ценил за точность и исполнительность.
— Извините, Олег Николаевич…
— Что у вас?
— Позвонили с вахты. Там какой-то скульптор хочет вас видеть.
— Скульптор? — удивился Михеев. — Какой еще скульптор?
— Его зовут Фрол. Говорит, вы его знаете.
— А, камнерез! Чего ему?
— Не сказал. Уверяет, что по делу.
— Знаю его дела… — Михеев извлек из бумажника тысячерублевую купюру. — Передайте ему. И пусть гуляет.
Минут через десять, которые понадобились ей, чтобы спуститься со второго этажа на первый и подняться обратно, Марина Евгеньевна вернулась в комнату отдыха и положила банкноту на стол.
— Не взял. Говорит, у него к вам важное дело.
— Фрол не взял деньги? — не поверил Олег Николаевич. — Не может такого быть. Значит, дело действительно важное. Проводите его ко мне.
— Сюда? — почему-то испугалась Марина Евгеньевна.
— Не на вахту же мне идти. Что вас смущает?
— Он, как бы это сказать.
— Не во фраке? Ничего, выдержу.
Когда камнерез был впущен в комнату отдыха, Михеев сразу понял, чем была вызвана реакция секретарши. Он был в той же рыжеватой кожаной куртке, что и на кладбище, с тем же кожаным ремешком на лбу, придерживающим длинные седые волосы, только вместе камуфляжных штанов в кирзовые сапоги с подвернутыми голенищами были заправлены линялые джинсы, а на шее болталась голубенькая косынка, призванная заменить галстук. Кирзачи на дорогом ковре ввергли бы в панику любую хозяйку. Хорошо еще, что они были вымыты и даже слегка начищены.
— Да ты, брат, прибарахлился, как на светский прием, — заметил Михеев.
— Знал, куда иду, — ответил Фрол. — Здорово, Олег Николаевич. Правильно, что велел пустить, не пожалеешь.
— Выпить хочешь?
— Всегда. Но сначала дело. Современный человек никогда не мешает дело с удовольствием. И всегда различает, что дело, а что удовольствие.
— Да ты философ! — засмеялся Михеев.
— Такая профессия, располагает к размышлениям, — согласился Фрол. — Так вот, о деле. Как ты насчет того, чтобы заказать свой надгробный памятник?
— Как?! — изумился Михеев. — Тебе?
— А кому? Ты мою руку знаешь.
— Надгробный памятник?!
— Ну!
— Но я же еще… как бы это поточнее сказать? Немножко живой.
— Это сейчас ты живой. А кто знает, что будет завтра? Или даже через час? Лопнет какая-нибудь хренотень в голове — и привет. У тебя машина с мигалкой?
— С мигалкой.
— Вот! — обрадовался Фрол. — Выскочишь на встречку, как все вы привыкли ездить, а на тебя прет Камаз. И как? Ты только представь: взорвут тебя, подстрелят или еще что. Это я никому на хрен не нужен, а на серьезного бизнесмена всегда найдутся охотники. Уверен, что твои наследники закажут хороший памятник? А ну как решат сэкономить? И будешь лежать под цементом с мраморной крошкой с надписью «Спи спокойно, дорогой товарищ». Хорошо тебе будет? А так ты знаешь, что надгробие у тебя будет какое сам захочешь.
— Ты уже сколько пьешь? — поинтересовался Михеев.
— Не считаю. Вредная привычка. Сколько пью, столько и пью.
— А сколько не пьешь?
— Ох, долго. Часа три. Пока до твоего офиса добрался, пока ждал. Твоя вохра сначала и разговаривать не хотела.
— И когда эта светлая мысль пришла тебе в голову — когда пил или когда не пил?
— Да я уже давно об этом думаю. А к тебе пришел, потому что у тебя много знакомых бизнесменов. И все вы по краю ходите.
— Понимаю, понимаю, — покивал Михеев. — Ты сделаешь моё надгробие, я похвастаюсь перед друзьями, они захотят такое же. И ты пустишь это дело на поток. Наймешь бригаду, а сам будешь сидеть в офисе и стричь бабки. Так?
— Нет, с бригадой не выйдет, — вздохнул Фрол. — Придется вкалывать самому. Это всё же не ширпотреб, штучная работа.
— Что ты несешь, что ты несешь? — не сдержавшись, заорал Михеев. — Где это видано, чтобы живым людям заказывали надгробья?!
— Не скажи, — возразил камнерез. — Некрологи же пишут. Живым. В газетах на всех заготовлены некрологи. Я читал. Сегодня он отбросит коньки, а завтра утром уже некролог.
— Так то некролог! Сравнил!
— А какая разница? Только в материале. Там бумага, тут камень. И еще неизвестно, что прочнее. Бумага, бывает, все камни переживает. И ты же поставил памятник живому, — добавил Фрол, как бы удивляясь тому, что Олег Николаевич не хочет признать таких очевидных вещей.
