И когда они вернулись домой, он со вздохом облегчения надел свою рабочую куртку, сказав:
- Что ж, с этим, по крайней мере, покончено.
- Спасибо, мистер Эванс, - почтительно поблагодарил его Ник.
- Чудесный был пикник, - добавила Кэрри.
- Рад, что вам понравилось, - отозвался мистер Эванс, так выделив слово "вам", будто ему их общая прогулка вовсе не пришлась по душе, но вид у него был довольный. И какой-то странно смущенный. Он вынул из кармана две коробочки. - Пожалуй, сейчас самое время для подарков, а? У меня сегодня вечером заседание муниципального совета, и, когда я вернусь, вы, наверное, будете крепко спать.
Нику достался нож, чудесный нож в футляре из зеленой кожи, а Кэрри колечко. Из настоящего золота, с темно-красным камешком.
- Вот это да! - пришел в восторг Ник. - Мне всю жизнь хотелось иметь нож в футляре. Перочинный нож, который вы мне подарили на рождество, тоже был очень хороший, но он плохо резал. Я хотел вот такой, как этот. Ну и красота!
- Береги его, - посоветовал мистер Эванс и посмотрел на Кэрри.
- Кольцо замечательное, - сказала она. Ей хотелось поблагодарить его, но в горле у нее появился комок.
Мистер Эванс, однако, понял, что она испытывает.
- Рад, что оно тебе нравится. На память от меня и тети Лу!
Тетю Лу поблагодарить было куда легче.
- Большое спасибо, - сказала Кэрри.
Тетя Лу вспыхнула и заулыбалась. В глазах у нее стояли слезы, и, когда она прошла на кухню, она обняла их обоих и поцеловала.
- Я была счастлива с вами, - сказала она. - С вами в этом доме появилась жизнь, впервые я ее почувствовала!
Ник обхватил ее за шею.
- До свидания, тетя Лу. Я очень вас люблю. - Он так прижался к ней, что она охнула, и так долго не отпускал ее, что Кэрри встревожилась.
- Отпусти тетю Лу, - велела она. - Еще успеешь с ней попрощаться. Ты же не в последний раз ее видишь.
- В последний раз идем вдоль железной дороги, - пел Ник. - В последний раз идем по насыпи, потому что завтра мы сядем в поезд, пуф-пуф, сядем в поезд и ту-ту...
- Пожалуйста, помолчи, - попросила Кэрри.
Ник скорчил гримасу и пошел рядом с ней.
- А Глазго бомбят? - спросил он. - Наш поезд будут бомбить?
- Конечно, нет, - ответила Кэрри и подумала о том, что целый год они прожили в безопасности, далеко от бомбежек и войны, которая шла где-то над их головами, как разговор взрослых, когда она была еще слишком мала, чтобы вслушиваться.
- Не бойся, Ник, - сказала она. - Мама не послала бы за нами, если бы там не было безопасно. И кроме того, я всегда буду рядом.
- А я не боюсь! Мне бы хотелось попасть под бомбежку, вот было бы здорово! - И он опять принялся петь: - Бомба падает - бух, пулемет строчит - так-так-так... - Раскинув руки, он превратился в самолет, который летит низко, стреляя из пулеметов.
- Замолчи, кровожадный мальчишка! - рассердилась Кэрри. - Ты все портишь. Пусть этот "последний раз" пройдет в тишине и мире!
Прощальный ужин был накрыт в кухне у Хепзебы: холодная курица с салатом, пирог с сыром и луком и целое блюдо густо намазанных маслом медовых лепешек. В плите полыхал огонь - можно было заживо изжариться, если подойти близко. Черный ход был открыт, чтобы из кухни уходил чад, и то и дело у стола появлялись куры, клевали крошки и сонно кудахтали.
Ник ел так, будто голодал целую неделю, а Кэрри почти ни к чему не притронулась. Как все замечательно: и пикник, и то, что мистер Эванс стал добрым, и колечко, и нож, и, наконец, этот последний чудесный ужин, когда за столом сидят все, кого она любит. Она была так переполнена радостью и грустью, что была не в силах съесть даже одну медовую лепешку.
Хепзеба тоже ела мало. Раза два их взгляды встретились, и Хепзеба улыбнулась, словно давая понять, что испытывает такие же чувства. Отрезав Нику четвертую порцию пирога, она заметила:
- Ну и парень! Он, наверное, явившись и на тот свет, первое, что спросит: "А где мой завтрак?"
- Мама говорит, что не знает, куда все это девается, такой он худой, сказала Кэрри и, как только произнесла эти слова, вспомнила, что прежде никогда не рассказывала им про маму.
