Выбирающие эстетический путь живут преимущественно для себя, ради наслаждения. Такое отношение к жизни необязательно пустое и бесполезное: работая ради собственного удовольствия, мы почти неизбежно, если смотрим дальше сегодняшнего дня, содействуем удовольствию других. В самом деле, можно сказать, что ученый, беззаветно посвятивший всю свою жизнь поиску средства против тяжелой болезни и пожертвовавший при этом личными, семейными и прочими удовольствиями, также ведет эстетический образ жизни, если делает все это просто потому, что научное исследование доставляет ему наслаждение. В контексте современной психологии и либерального общества вообще трудно представить, что кто-то не ведет эстетический образ жизни. Мы все, похоже, ищем наслаждения – каждый по-своему, причудливым и удивительным образом.
Кьеркегор не испытывал симпатии к такой точке зрения, что характерно для его времени и места жительства (благочестивая и ханжеская дофрейдовская Скандинавия), но и здесь его анализ отличается проницательностью и глубиной. Он знал, о чем говорил, потому что сам он жил такой жизнью в студенческие годы, и все еще переживал из-за того, что осталось в нем от тех времен.
На базовом уровне индивидуум, выбравший эстетический путь, не контролирует свое существование. Побуждаемый стремлением к удовольствию, он живет ради мгновения. Его жизнь может быть внутренне противоречивой, лишенной стабильности или определенности. Даже на более расчетливом уровне эстетическая жизнь остается «экспериментальной». Мы следуем тому или иному наслаждению лишь до тех пор, пока оно притягательно для нас.
Ущербность эстетического выбора носит фундаментальный характер, потому что он опирается на внешний мир. Он «ожидает всего извне». В этом смысле он пассивен и недостаточно свободен. Он основывается на вещах, которые неподконтрольны его воле – таких, как власть, богатство или даже дружба. Он зависит от «случайного». В нем нет ничего «необходимого».
Если мы поймем это, то увидим неполноценность эстетического существования. Когда «эстетик» задумывается о своем существовании, он сознает, что оно лишено определенности и смысла. Такое осознание часто ведет к отчаянию.
Отчаяние можно подавить или игнорировать, о нем можно даже забыть, ведя респектабельное буржуазное существование. В иных случаях индивидуум находит значение жизни в самом этом отчаянии. Он даже убеждает себя, что оно – единственная определенность. Оно – единственное, чего невозможно лишить человека. По примеру трагического героя, он может даже найти утешение в том, что отчаяние назначено ему судьбой.
В последнем случае он гордится своим «героическим» отчаянием и достигает уровня безмятежного понимания. Но Кьеркегор тут же указывает на изъян в этом «соблазнительном фатализме». Принимая его, мы отрекаемся от чего-то жизненно важного, центрального для самого понимания нашего существования. Мы отрекаемся даже от возможности свободы. Соглашаясь с тем, что так определено «свыше», мы снимаем с себя ответственность за нашу индивидуальную судьбу. Мы не в ответе за свою жизнь; мы лишь пешки в руках судьбы. Что мы есть и как живем – не наша заслуга и не наша вина.
Кьеркегор – большой мастер обнаруживать уловки самообмана. (Он испытал их все на себе и отверг то, во что верил в студенческие годы.)
Срывая покров самообмана, Кьеркегор указывает выход из эстетической стадии. Теперь и мы понимаем всю ее ложность. Возможно, нам трудно согласиться с конечным выводом (неизбежное обращение к христианству с его строгой духовной сущностью), но путь, которым он ведет нас, представляется убедительным. Потому что, и это самое важное, он помогает нам выбраться из бездны отчаяния и прийти к жизни, в которой мы берем на себя полную ответственность за то, как ею распоряжаемся.
Описываемое Кьеркегором отчаяние – это глубокое состояние, которое становится превалирующим в наше время. Выполненный им набросок отчаяния – принимаемые им формы, психологические уловки, за которыми оно прячется, – оказался в высшей мере верным и пророческим. Предложенное им решение в равной степени радикально. Единственный ответ – овладеть собственным существованием и взять на себя полную ответственность за него. Именно это, а не приверженность идеалам христианства, стало самым важным вкладом Кьеркегора. И ценность этого вклада еще более возросла за сто лет, прошедших после смерти Кьеркегора, в течение которых человек стремительно терял веру в Бога, а детерминистская психология угрожала самому его существованию, когда он тонул в «массовой культуре», отвергался тоталитаризмом и терялся в сложностях науки. Самосотворение путем сознательного выбора часто представляется единственной альтернативой отчаянию. Как выразился Кьеркегор, выбраться из бездны можно, если желать этого «глубоко и искренне».
