«Венера, внучка моя, – сказал он. – Моя широкая орбита простирается гораздо дальше тех пределов, что досягаемы для людского рода. Я повинен в том, что люди тонут в морской пучине. В моей власти и узник, томящийся в темнице. Я отвечаю за повешение и удушение веревкой. Я – вождь восстаний и мятежей. Я повелеваю громкими стенаниями. Я ведаю тайными отравлениями. Когда я нахожусь в созвездии Льва, то распоряжаюсь возмездием и наказаниями. Я торжествую над поверженными чертогами. Я обрушиваю стены на каменщиков и плотников. Это я убил Самсона, когда он пошатнул столб. Я – владыка лихорадки и дрожи. Я заправляю изменами и тайными заговорами. Я улыбаюсь, видя приход чумы. Слушай же меня. Прекрати лить слезы. Я позабочусь о тебе. Твой рыцарь, Паламон, завоюет свою даму, как ты ему и обещала. Марс, в свой черед, поможет Архите и спасет его от бесчестья. Но вы двое сейчас же должны примириться. Я знаю: у вас разные характеры, потому-то между вами и вспыхнула распря, но сейчас довольно споров! Я – твой дед. И я готов и желаю тебе помочь. Осуши глаза».
Так говорил грозный Сатурн.
Теперь же я оставлю богов на небесах, а сам вернусь к земным событиям. Настало время для турнира. Я битву и мужей теперь пою.
В тот день в Афинах состоялись пышные празднества. Каждый почувствовал на себе майскую силу – все были смелы и веселы. Все танцевали и бились на потешных турнирах в тот понедельник, а кое-кто провел день в служении Венере. Ночь была отведена отдыху. Все хотели проснуться наутро пораньше и своими глазами наблюдать великий бой. Следующее утро в гостиницах и харчевнях выдалось шумным и хлопотливым: выносили доспехи, готовили лошадей. Рыцари и знатные лица верхом на жеребцах и славных скакунах поехали ко дворцу. Если бы вы там были, то увидели бы небывалые, нарядные латы, словно выкованные из стали с золотом пополам. Копья, шлемы, конские доспехи сверкали в лучах утреннего солнца, а золоченые кольчуги и щиты с гербами огнем горели в толпе. В седлах сидели сеньоры в богато изукрашенных одеждах, за ними ехали рыцари свиты и их оруженосцы; сами оруженосцы прилаживали наконечники копий к древкам, застегивали шлемы и крепили кожаные ремни к щитам. Не время было мешкать. Лошади, все в мыле, жевали свои золотые уздечки. Тут же сновали оружейники с напильниками и молотками. Были в этой процессии и йомены, и много простолюдинов с толстыми посохами в руках. Все они или ехали верхом, или шли пешком, под звуки волынок, труб, рожков и литавр, исполнявших боевые мелодии.
Во дворце люди, сбившись в кучки, оживленно спорили, обсуждая достоинства фиванских рыцарей. Каждый держался своего мнения, другие же возражали. Один говорил так, другой – иначе. Одни сопереживали чернобородому рыцарю, другим был по душе лысый малый. А третьи отдавали пальму первенства рыцарю с косматой шевелюрой.
«Говорю тебе, – твердил один вельможа, – он похож на настоящего бойца. И топор у него фунтов двадцать весит, не меньше».
«Вот еще!»
Солнце давно уже взошло, а в дворцовых залах всё раздавались сплетни и пересуды.
Благородный властитель Тесей уже пробудился от музыки менестрелей и шумных возгласов толпы. Но оставался в своих потаенных покоях до тех пор, пока во двор не ввели Паламона и Архиту, равно почетных гостей. Тесей показался у большого окна, где уселся торжественно, словно божество на троне. Людям из толпы позволили войти, чтобы они могли увидеть герцога и воздать ему почести. Всем было очень любопытно услышать, что он сейчас скажет. Толпа смолкла, когда герольд криком призвал всех к молчанию. Когда воцарилась тишина, герольд зачитал решение герцога:
«Наш государь Тесей поразмыслил своим благородным умом о сути этого турнира и счел, что это чистое безумие – рисковать жизнями всех этих благородных рыцарей в смертельной схватке. А потому, дабы никто из них не пал напрасно на поле брани, герцог отказался от своего первоначального намерения. Итак, под страхом смерти, никому не разрешается являться на поединок со стрелами, с топором или ножом. Никому не позволяется приносить или обнажать короткого меча: такое оружие запрещается! В противника разрешено лишь один раз метнуть копье. Если рыцарь сражается пешим, то ему позволено обороняться. Если кому-либо не повезет и он попадется в плен, то убивать его не станут: его следует под охраной довести до столба, водруженного у края поля. Там он и должен оставаться. Если в плен попадет Паламон или Архита или если один из них окажется убитым, то на том турнир и кончится. Да пребудет Бог со всеми воинами. А теперь – вперед, и бейтесь на славу! Удачи вашим булавам и вашим длинным мечам. Ступайте же к арене. Такова воля благородного Тесея».
