260 «Увы, я дивной прелестью убит
Красавицы, гуляющей по саду!
И если я не вымолю отраду
Лик созерцать ее хотя порою,
Ждет смерть меня — я от тебя не скрою».
255 Когда услышал эти речи брат,
Он молвил, злобный обративши взгляд:
«Ты говоришь, должно быть, для забавы?»
А тот в ответ: «Мне не до шуток, право:
Свидетель Бог, тебе я не солгал».
270 Тут Паламон, нахмурив бровь, сказал:
«Не много чести обретешь ты в том,
Что станешь предо мною подлецом.
Я брат тебе по крови и обету.179
Мы крепкой клятвой подтвердили это, —
275 Мы поклялись, что коль нас не замучат
И смерть сама навек нас не разлучит,
В делах любви не будешь мне врагом,
Мой милый брат, как и ни в чем другом,
Меня во всем поддержишь ты, любя,
280 Как и во всем я поддержу тебя.
Так ты клялся, и так клялся я тоже.
От клятвы отрекаться нам негоже.
Ты, спора нет, советник мой и друг,
Но, как изменник, возмечтал ты вдруг
285 О той, кому служу я, полюбив,
И буду так служить, покуда жив.
Нет, злой Арсита, не бывать тому!
Я первый полюбил и своему
Наперснику и брату по обету
290 От всей души доверил тайну эту.
И ты, что клятвой рыцарскою связан,
По мере сил мне помогать обязан.
Иль ты — изменник, в том сомненья нет».
На то Арсита гордый дал ответ:
295 «О нет, изменник здесь не я, а ты;
Ты изменил, скажу без клеветы.
К ней par amour180 я первый воспылал.
А ты где был? Ведь ты тогда не знал,
Назвать ее женой или богиней!
300 Ведь у тебя — почтенье пред святыней,
А здесь — любовь к живому существу.
И сей любви в свидетели зову
Я кровного и названого брата.
Пусть первый ты, — ужели это свято?
305 Ты знаешь, древний вопрошал мудрец:
«Кто даст закон для любящих сердец?»181
Любовь сама — закон;182 она сильней,
Клянусь, чем все права земных людей.
Любое право и любой указ
310 Перед любовью ведь ничто для нас.183
Помимо воли человек влюблен;
Под страхом смерти все же служит он
Вдове ль, девице ль, мужней ли жене…
Но нет надежды ни тебе, ни мне
315 При жизни милость дамы обрести.
Ты знаешь сам: сидим мы взаперти;
Обречены мы жить в темнице сей
Без выкупа до окончанья дней.
Так спорили два пса за кость большую,
320 Дрались весь день, а вышло все впустую:
Явился коршун вдруг, у драчунов
Под носом кость стащил и был таков.
В палатах царских правило такое:
Всяк за себя, других оставь в покое!
325 Люби, коль хочешь. Я люблю ее
И буду впредь ей верен. Вот и все,
Мы здесь в тюрьме должны страдать жестоко.
Так пусть же каждый ждет веленья рока!»
В сердцах и долго спорили друзья.
330 Но повесть мне затягивать нельзя.
Вернемся к сути. Приключилось раз
(Путем кратчайшим поведу рассказ),
Что знатный герцог, славный Перитой184
(Который был Тезею друг большой
335 С младенчества и в детские года)
В Афины прибыл, чтобы, как всегда,
С приятелем покоротать досуг, —
Милее всех ему был этот друг;
А тот его любил с таким же жаром,
340 И даже (если верить книгам старым),
Когда один изведал смертный хлад,
Другой его искать спустился в ад.
Рассказывать о том охоты нет.
Тот Перитой с Арситой много лет
345 Был связан в Фивах дружбою святой.
И, по мольбам и просьбам Перитоя,
Тезей Арсите разрешил свободно
Вон из тюрьмы уйти куда угодно,
Без выкупа, с условием одним,
350 Рассказ о коем следует за сим.
Тезей с Арситой ясно меж собой
Установили уговор такой,
Что если бы Арситу кто застиг
В Тезеевой земле хотя б на миг,
355 Иль днем, иль ночью, иль в любую пору,
То пойманный герой, по уговору,
Главы своей лишится под мечом,
И нет ему спасенья нипочем.
Вот он простился и спешит домой…
360 Эй, берегись, ответишь головой!
Какую же Арсита терпит муку!
Он в сердце чует хладной смерти руку.
Он плачет, стонет, жалостно рыдает,
С собой покончить втайне помышляет.
365 «Зачем, — он думает, — родился я?
Теперь еще тесней тюрьма моя.
Я из нее вовеки не уйду:
Я не в чистилище — уже в аду.
Узнал меня на горе Перитой:
370 Мне у Тезея в башне запертой
Остаться бы в оковах, на запоре!
Там в радости текла бы жизнь, не в горе.
Лишь видом той, которой я служу
(Хоть милости вовек не заслужу),
375 Уже вполне я был бы услажден».
«Мой милый брат, — он молвит, —
Паламон! Победа — ах! — осталась за тобой!
В тюрьме сидишь ты, взысканный судьбой…
В тюрьме? О нет! Верней сказать — в раю.