Смолк. Ждет ответа, а Немайн только глазами хлопает. Обалдение и восхищение! С одной стороны, хитрюги только что обеспечили действительность гильдии на гленской земле. С другой – производителю всегда полезно дружить с розничной сетью, потому – не отказаться.
– Ни денег, ни службы , – сказала Немайн, – а ну как костяную безделушку в речку закину?
– Не обижай нас, – попросил старик, – не принимаешь, верни добром.
Не тут–то было. Отобрать у ребенка сладости, стянуть с жены одеяло… у сиды новую игрушку. Что город, что фибулу костяную… не отдаст! Прищурится, ухом дернет, бровь выгнет, плечом поведет:
– Я еще не решила, принимаю или нет! Ни денег, ни службы. Ни стричь, ни доить! Да… А отчет?
– Что?
– Отчет. Глава гильдии должна знать, как идут дела! Какой товар берут и насколько хватко, и почему. Скажем, деревянные пуговицы ломче, костяные дороже – что лучше берут? Или лучше идет литое олово? Если я это буду знать, польза выйдет не только мне…
– Ну, мы сходимся временами, – сказал, – говорим. Можно и записать… А лучше, конечно, если ты, по старине, запоминателя пришлешь и он тебе перескажет. Надежней. Человек, он всегда верней чернил, ведь так?
Немайн улыбнулась, кивнула. Старик прав, но и ошибается – ровно пополам. Чернила, в отличие от человека, ничего не забудут… но ничего и не прочувствуют. Поэтому на всякое дело лучше всего смотреть двояко: и через бездушные цифры, и через пристрастное сердце.
Сейчас хранительница отставит недопитое пиво. Широкий подол поднимет маленькую бурю, простучат по лестнице барабанной тревогой широкие подошвы сапог. Все, она наверху, в своей комнате, снова тихая и неподвижная. Сидит на пятках, крючком склонилась перед ею же порожденным божком – правительственной бюрократией Республики Глентуи. Дела – скобленый пергамент в свитках, кодексы из иссеченных огамой деревянных дощечек… Так пока проще, чем бумажную фабрику ставить! Специально прихватила с собой самое сложное да каверзное. Может быть, не видя сквозь окно изумрудных крыш, она увидит город четче. Без романтической дымки…
На сладкое, перед коротким ночным сном – механика! Новенькая сталь и кожа, сверкающие от льняного масла, подогнанные и притертые друг к другу внимательными подмастерьями. Лакированное дерево, даже на вид теплое. Если все получится… Хорошо будет!
С утра – снова ипподром, снова тренировки. Немайн разрывается между учениками, среди которых теперь и Тристан – на сей раз законно и официально. Анастасия, уже ничему не удивляясь, слушает, как сестра перескакивает с языка на язык. Команда, личное обращение к Эмилию – латынь. Хочет, чтобы поняли все – переходит на камбрийский, то и дело вставляет словечко по–ирландски, да еще не забывает греческий – для сестры. Учит, подбадривает.
– Помни – твой противник будет сильней, и руки у него длинней. Зато ты должна лучше чувствовать время, ритм… Сабельный бой – это танец, просто самый жестокий! А танцы – женское искусство.
Только всех заняла – новость. Приехал епископ Дионисий Пемброукский. Немайн побежала встречать, как была, с рукавами поддоспешника, торчащими из–под верхнего платья. И точно, епископ перед службой переоблачался, а потому перехватить – успела.
Пока с губ слетало приветствие, руки протянули корзинку. Что–что, а плести из ивняка красивые вещицы в Камбрии умеют. Еще и выбирают лозу разных оттенков, чтобы узор вышел…
Епископ подарок принял, заглянул внутрь. Улыбнулся.
– Ушастые. Чтобы я помнил о великолепной и в разлуке?
– Чтобы мышей и крыс ловили, – сказала Немайн, – чтобы чумы не было.
– Крысы и мыши – понятно, но чума тут при чем? Как может животное помочь от дурного воздуха?
Немайн дернула ухом. Заложила руки за спину, выпрямилась.
– От дурного воздуха может произойти много хворей, но чуму переносят блохи, а блох – крысы… И зараженные люди – если болезнь поражает легкие.
Слово за слово…
Немайн сама не заметила, как помянула о микробах, но раз уж добралась – красок не пожалела. Маленькие. Невидимые. Часто – злокозненные. Часто – опасные.
– Все разумные люди знают, что моровые поветрия проистекают от дурного воздуха, – сказал епископ. – Безусловно, без попущения Господня и лист с дерева не упадет, но вот так, напрямую приписывать болезни бесам… Это, дочь моя, мракобесием и называется! От кого, но от тебя такого не ждал. Чем занят его святейшество? Теперь ведь он твой духовник.
