Кейр то ли понял, что большего не выжать, то ли решил, что жене хватит, а самому не особо и надо. Торопливо распрощался. Дверь даже не скрипнула, так аккуратно притворил. Немайн взялась за пергамент, перо ловко выводит кружки и закорючки. Проблема волков и овец куда сложней задачи про волка, козу и капусту. Чем больше сторон, желающих разного, тем проще все сделать по–своему и никого всерьез не обидеть. Куда сложней решить, чего желаешь именно ты…
Когда дверь обиженно крикнула, сида посадила кляксу – не на разрисованный лист, на платье Сиан. Самой младшей из старших сестер!
– Застала врасплох! Ух ты! Вот тебе проигрыш: уши давай.
Когда уши мнут и гладят, это неприятно. Как Немайн надеялась, что эту чашу до дна осушат фенеки… Увы, сестре сестру мучить слаще. Сначала мучить. Потом – радовать. Когда за ушами чешут – совсем другое дело! Умом можно понимать, что сладкое место за ушком досталась в наследство от четвероногой когтистой твари, которой самой толком его от блох не вычесать. А толку? Разомлела, веревки можно вить. Сестренка тоже сияет. Наверное, часть радости ей передается. Хорошая она, хоть и маленькая пока. Беречь надо!
Сиан пытается что–то сказать, но у сиды не то настроение, чтобы слушать. Из ларя появляются подарки, что ждали позднего времени. Сюрприза не выйдет? Выйдет, сейчас. А предвкушение – тоже радость!
– Секретом поделюсь. Вот, смотри! Это тебе, к королевской свадьбе. Не с моего плеча обносок – новенькое, по твоей мерке, но кроено как мое серое… Сейчас примеришь… а вот перед подругами похвастать не дам, не то запачкаешь до срока. А вот и серое! Тоже тебе… Это хоть каждый день носи.
Приходится зажечь свет, чтобы сестра рассмотрела подарки. Она рада, очень рада. Вздыхает и ахает, с зеркальцами крутится, пытается поймать одним картинку из другого, чтобы хоть представить, как вся красота смотрится сзади. Немайн суетится вокруг, споро застегивает ряды крохотных пуговок, что таинственно перемигиваются со свечами.
– Ну?
В ответ – восторженный выдох:
– Как взрослая…
А раз взрослая – Сиан вздыхает и переходит к делу. Да, и она туда же!
– У меня к тебе просьба, Майни. Очень серьезная. И не заглядывай мне в глаза снизу вверх! Тебя в городе опять… ну, не то что боятся, но как относиться – не знают. Ты уже была просто холмовой сидой, потом оказалась сидой древней, потом ригдамной, потом сразу хранительницей. Теперь ты еще и августа… Все сестры до хрипоты спорят, кем тебе быть правильнее – по их хотению! Так вот, Майни, кто бы ты ни была… ты мне сестра?
– Да.
Тихое. Обреченное. Но дети таких глупостей не замечают!
– А раз – да, так вот тебе маленькая просьба: не мельтеши. Стань какой–нибудь одной тобой, не всеми вместе. Ненадолго: лет на семьдесят. Мне почти наверняка хватит.
Немайн дернула ушами. По очереди их провернула: вперед–назад, вверх–вниз. Левое, правое.
– Видишь? – спросила. – Помнишь, как мне их трудно все время прижатыми держать? Боюсь, и с «мельтешением» так же выйдет…
Сиан встряхивает головой. Ответ не принят.
– Майни, не увиливай. Реши. Выбери – кем тебе быть удобней. И будь ею! А я тебя какую угодно любить буду…
Сида снова одна, снова на коленях распяленный на писчей доске пергамент, в руках перо. Замерло! Все силы, что сошлись вокруг в несогласованном хоре, учтены, расписаны, взвешены. Можно вычислить равнодействующую – и воздействие, которое приведет ее в желаемую сторону. Осталось провести одну черту.
Кончик пера тихо стучит о донышко чернильницы. Вот на пергаменте появился значок – пара ушей–треугольников. Но вместо решающей стрелки–воздействия уверенная рука Немайн выводит… знак вопроса?
