Зверек сел. Зевнул, показав набор острых белых зубов… почти как у сиды. Хищник, хоть и меньше кошки. Поворот, взмах пушистого хвоста – и вот игрушечный лис выволакивает на палубу то, что сразу через дверь протащить не сумел – крысу. Здоровенную, едва не больше его самого.
– Не разбежались, – поправилась Немайн, – начали службу. Спасибо тебе за них, Эмилий! Лучше всяких кошек… А уж миленькие…
Улыбнулась – так, что вся взрослость и серьезность осыпались, как акация в мороз.
Новоиспеченный магистр оффиций пожал плечами. Немайн просила именно котов. Говорила, что камбрийская манера отпугивать диких крыс домашними очень повредила во время последней чумы. Ей лучше знать, но кошку в Африке оказалось не отыскать и днем с огнем. Египетская животина, а в Египте уже пять лет, как арабы хозяйничают. Эмилий справедливо рассудил, что пустынная лисичка, фенек, которую жители Карфагена держали как крысолова, подойдет не хуже. Не ошибся.
Когда он поставил перед Немайн большую корзину с фенеками, та с минуту молчала, глядела, как ушастые лисята возятся друг с другом. Только руки на груди в замочек сложила.
– Каваааиий…
На почтительный вопрос, что значит это слово – не славянское, не аварское, не арабское, не персидское, выдала прищур и «понятный» ответ:
– Ня!
– А что такое «ня»?
– Ня – это каваий…
То, что местные жители называют сидовским объяснением. Фенеков немедленно окрестили «холмовыми лисами». За то, что такие же, как Немайн, ушастые! Здесь, на корабле, их почти половина – нужно раздаривать, парами. Глядишь, успеют размножиться до следующей большой эпидемии. Тогда зараза ударит по Камбрии и Мерсии гораздо слабее, чем по крысолюбивым народам.
Лис может быть доволен: подвиг оценили. Серое–кровавое за бортом, зато охотника гладят в четыре девичьи руки. Уже не дети – те бы затискали до полусмерти. А так – всего лишь повод распахнуть пасть и лизнуть в нос черноволосый и круглоухий вариант святой и вечной.
– Не забудь подарить пару лисичек моей старшей сестре.
Эмилий кивает.
Для него это означает – построй дом, который нужно было бы защищать от крыс. Введи в него хозяйку. И – будь счастлив! О которой сестре идет речь, переспрашивать не нужно. Ну, разве, чуть заметно мотнуть головой в сторону, откуда раздается веселое воркование.
– Поговорю, – соглашается Немайн. Жест она поняла верно. – Не будет святая и вечная пытаться отбить тебя у той, что доброго мужа на поле боя выслужила. Просто… пойми ее. Ты – первый встреченный ею за годы верный римлянин. Не тюремщик, не предатель. Ты тоже выбрал нашу Камбрию. Общность судьбы. Любовь нам тут не нужна, а вот дружбу стоит вырастить!
Резко повернулась, кричит:
– Кто играет с лисятами, те не устали! Продолжаем занятия! Удар и уход усвоили, можно двигаться дальше.
– А как можно… дальше?
– По–разному. Мы женщины, потому для нас правильнее выбирать вариант, требующий скорее ловкости, обращающий силу врага – в свою. Вот, например… Эйра, играем?
В ответ – тяжелый выдох и резкое движение меча. Снова мимо! Раз! Немайн уклонилась, бросила вперед руку с оружием – два! – но соперница на сей раз оказалась достаточно быстра, и клинок сиды с режущим ухо лязгом ушел к доскам палубы. Эйра развернулась – коса тяжело хлещет по плечам, острое жало, сбросив с себя чужую силу, рванулось к шее сестры – и замерло лишь тогда, когда Анастасия была готова кричать от ужаса. Три!
– Рассмотрела?
Кивок. На лице ни кровинки… Что, похоже на настоящий бой? Поняла, что им – обеим, лишь немного старшим – приходилось убивать, и не раз? Этого и тебе не избежать. Не сталью убьешь, так чернилами. Не чернилами, так словом. И – смотри. Все то же самое, только быстрей! Теперь острие отвернет, сбитое с пути рукой Немайн. Вот почему на боевые перчатки идет такая толстая кожа.
Сида вскинула оружие. Вновь – несостоявшаяся угроза, остановленная смерть. Четыре!
– Хорошо видно? Танцуем еще раз, сначала!
Теперь продолжение – ближний бой. Захват, лезвие, подведенное под высокую грудь… Анастасия вспомнила – сестра кормит, хоть и не рожала. Пять! И, если начать сначала, а под захват нырнуть – уже другой меч окажется у иного горла. Шесть! Кажется, они могут продолжать бесконечно – пока хватит сил и воздуха в легких.
