Кельты-язычники. Быт, религия, культура - страница 55

Некоторые огамические надписи являются дохристианскими, некоторые – христианскими. Мы не можем датировать их ранее чем концом IV века н. э. Памятные надписи, как правило, упоминают эпонимного божественного предка. Известно около 300 огамических надписей.

Рис. 36. Огамический алфавит.

Местная литература в Ирландии и Уэльсе принадлежит в своей письменной форме к полностью христианскому периоду. И хотя на данный момент несколько поэм в Ирландии могут восходить к VI веку н. э., а знаменитая валлийская (или шотландская) поэма «Гододдин» может в письменной форме датироваться концом VIII века, все это как литература – слишком позднее, чтобы мы стали здесь об этом говорить. Нас интересует только мир языческих кельтов, мир по сути своей неграмотный, если говорить о способе передачи традиций и преданий, но в то же время мир, глубоко чувствующий и любящий литературу и интеллектуальные понятия. Но передача этих идей и местных традиций была в основном устной, и в Ирландии, возможно, больше, чем где бы то ни было. Однако значительная часть устного репертуара языческого кельтского мира, хотя и записанная только в христианскую эпоху и в полностью христианском окружении, содержит языческие по сути своей мотивы, мифологические легенды и описания материальной культуры, абсолютно варварской и нехристианской. Именно поэтому мы и используем такие ранние тексты, сравнивая их с другими источниками по языческим кельтам, и они дают нам дополнительную информацию о мире железного века. Однако как литература они находятся за рамками нашего исследования. Нас волнует скорее содержание этих текстов, нежели их форма и структура. В языческом кельтском мире не существовало литературы в том смысле, в котором мы ее себе представляем. Литература была только устной; ее богатство и сложность мы, живущие в мире книг, радио, телевидения и компьютеров, которые делают за нас все расчеты, едва ли в состоянии представить.

Таким образом, богатая литературная традиция Ирландии была во многом вдохновлена языческим миром и черпала из него значительную часть своего содержания; но по форме и передаче она относится к более поздней, христианской эпохе, а не к миру вождей латенского периода с их привилегированным кружком друидов и бардов, провидцев и арфистов, филидов и «людей искусства». Ученость и литература древних кельтов была основана на устной традиции: учитель пел то, что ученикам нужно было запомнить, класс повторял это, пока не выучивал наизусть; друиды искали знаний в предзнаменованиях, а не в книгах. И хотя литература передавалась изустно, есть некоторые данные и об импровизации. Даже на современном собрании людей, говорящих на гэльском языке, слушатели-энтузиасты, которые знакомы с рассказом так же хорошо, как и сам рассказчик, обращают внимание на изменение любого слова.

Древние кельты были неграмотны. Но именно эти громадные запасы устных знаний – сложно разработанные законодательные кодексы, умение составлять календари, проза и поэзия – сделали появление христианства в обществе, которое в этом смысле было уже столь высокоорганизованным, столь сравнительно легким и безболезненным.

Если последние главы этой книги оказались самыми длинными по сравнению с остальными, то потому, что религия и искусство – наряду с ученостью – составляли львиную долю всего фона, на котором протекала жизнь кельтского аристократа. Мы сравнительно меньше знаем о низших социальных слоях и об их повседневной жизни, как духовной, так и материальной; о многом из этого мы можем только догадываться. Литература древнего кельтского мира, а также и упоминания античных авторов о варварах говорят только о мыслях и поступках ученых людей и землевладельцев в кельтском обществе. Осязаемые кельтские древности, которые открывает нам археология, также показывают те аспекты жизни, наиболее тесно связанные с процветанием общества: это погребения, оружие и личные украшения, лошадиная сбруя; дома и крепости богатых аристократов. У несвободных членов общества и низшего слоя свободных людей почти не было керамики и предметов из металла, которые могли бы сохраниться до наших дней; скромные домики почти не требовали постоянного фундамента, при котором остались бы ямы для столбов, которые также мог бы найти археолог. Положение очень напоминало шотландские горы в XVIII веке. Описывая свое путешествие с доктором Джонсоном, Босвелл замечает: «Когда мы уже достаточно продвинулись по этой стороне озера Лох-Несс, я заметил небольшую хижину, в дверях которой стояла женщина, на вид пожилая. Я счел, что это зрелище может развлечь доктора Джонсона; поэтому сказал ему об этом. «Давайте зайдем», – предложил он. Мы спешились и вместе с нашими проводниками зашли в хижину. Это была крошечная, жалкая хижина, как мне показалось, построенная из одной лишь земли. Окно заменяло небольшое отверстие, его затыкали куском торфа, который иногда вынимали, чтобы впустить свет. В середине комнаты или, скорее, пространства, куда мы зашли, находился очаг, который топили торфом. Дым выходил через отверстие на крыше. На огне у этой женщины стоял горшок, в котором кипела козлятина».