— Ну ладно, — кивнул Вернц, — Момзен и так достаточно загружен и очень многое делает правильно. Ничего, пускай подождет, когда в нашем славном Гейдельберге случится очередное убийство. Если ему повезет, то не придется ждать еще год…
— Повезет, — презрительно повторила Ильдирим, однако обер-прокурор не заметил ее сарказма.
Вернувшись в свой кабинет, на что ушло некоторое время, так как она сидела в здании семейного суда, Ильдирим с досадой плюхнулась в рабочее кресло. Она злилась на себя. Во-первых, когда-то она проявила великодушие и не стала перебираться в свой отдел, уступив место Момзену. Теперь же все больше убеждалась в том, что совершила ошибку. Во-вторых, у нее и без того достаточно дел. Зачем она взвалила на себя еще и это убийство? Естественно, из чистой вредности. И еще из упрямства, благодаря которому она стала тем, чем стала; оно постоянно толкало ее куда-то дальше. Вот только это самое «дальше» не имело никакой определенной цели. Она гневно встряхнула черной гривой: она вела себя как алчный миллионер, которому все кажется мало, разница лишь в их лицевом счете.
Времени на изучение уже имеющихся материалов по делу у нее сейчас не было; в качестве альтернативы она могла воспользоваться дружескими отношениями с Тойером и его нестандартной командой. После дела о поддельном Тернере[4] она иногда играла с его ребятами в «лифт» — разновидность ската, доступную даже комиссару Хафнеру. Она взялась за телефонную трубку.
— Значит, ты собрался домой. Прямо сегодня. — Хорнунг смотрела куда-то мимо него. Казалось, ее внимание приковано к прудику в ста метрах за спиной могучего сыщика. — Что ж, и на том спасибо, что поставил меня в известность, прежде чем завести мотор. Конечно, тебя не интересуют всякие мелочи, например то, что хозяева вернутся лишь через неделю.
Тойер пересчитывал метелки на стеблях травы.
— Я могу уехать поездом, тогда ты сможешь побыть тут еще пару дней — уже без меня, так что…
Хорнунг сняла очки, словно не желала больше его видеть, да и вообще что-либо видеть, даже прудик.
— Пару дней? Завтра только суббота, я проведу тут в одиночестве половину запланированного времени. — Она немного помолчала и тихо спросила: — Что же все-таки случилось, Иоганнес? Теперь мы опять теряем друг друга. Что мы за пара?
— Нормальная пара, — грустно возразил Тойер. — Мы то ближе друг к другу, то дальше… то есть когда мы удаляемся друг от друга, это означает, что мы снова начнем сближаться. По-моему, с точки зрения статистики это вполне возможно. Зельтманн сообщил мне по телефону, что вчера ночью кого-то застрелили непонятно за что. Это произошло в Берггейме, неподалеку от твоей… — Он испугался, но слова уже были произнесены.
— В Берггейме живет молодая, темпераментная Ильдирим из прокуратуры. — Голос Хорнунг звучал резко и пронзительно — хоть дырки сверли. — Стареющая и испытывающая фрустрацию преподавательница, которая любит определять растения и рассматривать соборы, живет в Доссенгейме. Для меня новость, что ты общался по телефону с Зельтманном. Неужели тебе так плохо здесь со мной, что ты позвонил своему лучшему врагу?
— У меня появилось нехорошее предчувствие, это инстинкт сыщика, — солгал Тойер. В действительности он схватился с утра пораньше за мобильник, вдруг решившись подыскать хоть какой-нибудь предлог, чтобы вернуться, даже если бы Зельтманн сообщил ему, что на фикус, стоящий в кабинете группы Тойера, напали вредители. А тут убийство, вполне серьезный повод.
— Нехорошее предчувствие? Странно слышать от тебя о каких-то чувствах. Ты все выдумываешь. — Она встала. — Ладно. Я позвоню хозяину фермы. После этого поедем в Гейдельберг. И я сегодня же напьюсь. В моей роскошной доссенгеймской гостиной. Над роскошными ночными улицами, где так мало машин… Да, точно, пожалуй, я начну пить. Тогда, может, ты перепутаешь меня с твоим здоровым и молодым коллегой Хафнером. И будешь уделять мне чуть больше внимания.
Ильдирим вздохнула. Шум теперь наполнял всю голову и пульсировал — сигнал Морзе бился между висков, между двух полушарий мозга, которые вели друг с другом затянувшуюся войну. Получить нужную информацию ей не удалось. Старый осел Тойер уехал в отпуск, да и его группа была не в полном составе. Штерн взял выходной, потому что отправился смотреть выставленный на продажу дом. Хафнер сказался больным, и это скорее всего означало, что он пьет, как русский сапожник. На службе находился только Лейдиг, да и тот где-то шлялся либо уже сидел дома — полировал вставную челюсть своей кошмарной мамаши. Неясно, как еще полиция ухитрилась собрать какие-то свидетельские показания по делу. На их месте она, Ильдирим, повесилась бы со стыда.
