Неспокойные воды Рейна вблизи Эренфельса – место, очень трудное для плавания. Если сегодняшним судам миновать подводные скалы помогают навигационные приборы, то в старину той же цели служил маяк на маленьком острове Бингер. Прежде чем стать полезным рейнскому судоходству, это изящное сооружение являлось дозорной башней, c XIII века относящейся к замку, чьи высокие стены не обеспечивали достаточного обзора реки в сторону севера. Сейчас уже никто не вспомнит ее первоначального названия, поскольку его совсем затмило романтическое имя Мойзетурм (от нем. Mauseturm – «Мышиная башня»). Тем более интересно, что появилось оно вовсе не в далекие времена, когда рейнские замки красовались на каждом высоком холме, когда в них еще не хозяйничали совы и зловредные грызуны. Название появилось в пору, когда их окна стали слепыми, входы утратили решетки и стальные засовы, когда мощные стены покрылись плесенью, а развевавшиеся на ветру шелковые знамена с графскими гербами заменил плющ. Объяснение тому стоит искать в легенде, которую лучше всего передать поэтическим слогом В. А. Жуковского:
Лето и осень были дождливы;
Все затопило пажити, нивы;
Хлеб на полях не созрел и пропал;
Голод пришел и народ умирал.
Но у епископа, милостью неба,
Полны амбары огромные хлеба;
Жито сберег прошлогоднее он:
Был осторожен епископ Гаттон.
Рвутся толпой и голодный, и нищий
В двери епископа, требуя пищи;
Скуп и жесток был епископ Гаттон:
Общей бедою не тронулся он.
Слушать стенанья ему надоело,
Вот и замыслил он страшное дело:
Бедных из ближних и дальних сторон,
Слышно, скликает епископ Гаттон.
«Дожили мы до нежданного чуда,
Вынул епископ добро из-под спуда;
Бедных к себе на пирушку зовет…»,
Так говорил изумленный народ.
К сроку собрались званые гости,
Бледные, чахлые, кожа да кости;
Старый, огромный сарай отворен:
В нем угостит их епископ Гаттон.
Вот уж столпились под кровлей сарая
Все горемыки окрестного края…,
Как же их принял епископ Гаттон?
Был им сарай с бедняками сожжен.
Глядя на пепел, он мыслил отрадно:
Будут они еще мне благодарны;
Разом избавил я шуткой моей
Край наш голодный от жадных мышей.
В замок епископ к себе возвратился,
Ужинать сел, пировал, веселился,
Спал, как невинный, и снов не видал…
Правда, с тех пор он боле не спал.
Утром он входит в покой, где висели
Предков портреты и видит, что съели
Мыши его живописный портрет,
Так, что холстины и признака нет.
Он обомлел и от страха чуть дышит…
Вдруг он чудесную ведомость слышит:
«Наша округа мышами полна,
В житницах съеден весь хлеб до зерна».
Вдруг и другое в ушах загремело:
«Бог на тебя за вчерашнее дело!
Крепкий твой замок, епископ Гаттон,
Мыши со всех осаждают сторон».
Далее поэт рассказал о подземном ходе, факт существования которого в Эренфельсе не известен из хроник. Однако, если верить преданиям, туннель, ведущий к берегу Рейна, был вырыт для того, чтобы соединить отдаленную таможню с крепостью. Вполне вероятно, что она, как утверждает Жуковский, походила на утес, «грозно торчащий из воды». Единственный путь к башне проходил по реке: постоянно находившаяся на берегу лодка причаливала прямо к ступеням, конечно, не гранитным, как в поэме, и даже не к каменным, а скорее всего к деревянным. Решетки на окнах – тоже вымысел автора, поскольку в служебных сооружениях такие излишества не допускались. И по Жуковскому, и в реальности интерьер башни составляла лестница и одна комната наверху, где надеялся укрыться от мышей епископ Гаттон: