Как зачарованные смотрели мы на рой ночных огоньков. Он раскинулся по всему горизонту, вытягивался всё дальше и дальше. Если это души покойников, думал я, то, может, и Караколь уже среди них со своей свечкой? И Боолкин? Пускай бы они встретились, взялись за руки и вместе пошли. Так ведь легче.
Долго мы глядели на медленный танец огней. Тут вдруг Лис заворочался, сплюнул в воду и говорит:
– Слушай, адмирал, а ведь это не покойники…
– А кто же?
– Это испанцы уходят.
– Как испанцы?
– Вот так, испанцы. Уходят, смываются! Мы ведь по Рейну шли, значит, Лейдердорп перед нами. А в Лейдердорпе кто? Испанцы! Смотри, сколько огней – куча! И все двигаются в сторону Гааги. Это факелы, адмирал! Всё войско испанское снялось и уходит на Гаагу! Ей-богу, адмирал, ты сам посмотри!
Теперь я увидел шествие светлячков другими глазами. Честное слово, Лис прав! Ну и голова у рыжего! Какие там покойники! Это испанцы так же таинственно, как души умерших, покидают наши затопленные земли! Интересно, почему? Неужели вода их сильно подмочила? Ведь перед Лейденом есть ещё несколько маленьких плотин. Хотя ещё два дня хорошего зюйд-веста, и вся их армия стояла бы по пояс в воде. А на воде испанцы плохие вояки.
Неужели уходят? И знают ли это наши? Со стороны Ламмена вряд ли так видно…
Долго мы сидели на дереве, продрогли совсем. А когда последний огонек переместился на левую сторону горизонта, мы спустились в лодку и изо всех сил стали грести к Лейдердорпу. Течение нам помогало.
Темнота уже посерела, деревья стали темнее неба, утро приближалось. В этом предрассветном сумраке мы вошли в Лейдердорп, который прижался к Рейну с обеих сторон.
Пусто. Так и есть! Не видно испанского флага на ратуше, кругом ни души. В самом Лейдердорпе сухо, держат воду плотины вдоль Рейна, но окрестности залиты ровным стеклом воды. Мы с Лисом кинулись в ратушу, где был испанский штаб. Там всё вверх дном! Чего только не валяется: солдатские каски, копья, котелки, молитвенники, игральные кости, какие-то тряпки…
На огромном столе я увидел лист белой бумаги, придавленный тяжелой чернильницей. На нём что-то написано, не по-нашему. Лис взял бумагу, всмотрелся, – было ещё темновато.
– Тут по-латински, – сказал Лис. – Нас учили, сейчас разберу.
С грехом пополам Лис понял, что там написано. Оказалось, здрасте-пожалуйста, это прощальная записка чуть ли не от самого Вальдеса. А написал он вроде того, мол, что прощай моё уютное гнёздышко в Лейдердорпе, покидаю тебя вовсе не из-за гёзов, а из-за воды, которая уже подмочила мою перину. И подпись: «Маэстро де кампо Вальдес», что означает по-нашему «полковник Вальдес».
Чудной, видно, этот полковник. Кому он оставил такую записку? Перед кем оправдывался? Тащил бы это послание сразу к королю Филиппу, который всё равно намылит ему шею за то, что не взял Лейден. А насчёт воды он, ей-богу, преувеличил. В Лейдердорпе ещё сухо. Гёзов, наверное, больше испугались.
Я посадил Лиса в лодку и велел ему по каналу, что отходит от Рейна, дуть прямо в Зутервуде, поднимать гёзов, если ещё не знают о бегстве испанцев. А сам решил дойти до Ламмена, проверить, всё ли в порядке, и там уже встретить корабли.
На прощание Лис говорит:
– Я, адмирал, знаешь почему сразу не сказал гёзам о взрыве? Признаюсь тебе, как на духу. Ведь если б сказал, то папашу бы хватились и поймали: по грудь в воде далеко не уйти. А всё-таки родной папаша, какой-никакой, и я за него ошибочно страдал. Теперь сожалею и желаю кровью искупить вину перед государством…
– Ладно, катись, – сказал я и тем оборвал Лисовы признания.
А сам по дамбе, что вдоль Роомбургерского канала, пошёл к форту Ламмен. Светало.
Конечно, и в Ламмене пусто. Я посмотрел на Лейден. Мать честная! У самых Коровьих ворот зияет здоровеннейший провал! Наверное, раз в пять шире самих ворот. И никого! Вот уж и вправду все заснули, как говорил Буазо! Знали бы испанцы, что это не пушки палили из города, а рушилась стена, может, они вместо Гааги прямо бы в Лейден завернули!
Не знал я в эту минуту, что половина города и вправду спала, но спала вечным сном. Тысяч восемь умерло с голоду, а другие были так измождены, что и подняться не могли.
