Однако это мимолетное внимание не осталось незамеченным, и тут же было поощрено двусмысленной, чисто женской улыбкой.
– Молчишь, белячок? Ну молчи, молчи…
К вящему удивлению Тешевича, она бесцеремонно села рядом с ним на солому и заговорщически подмигнула поручику.
– А жить-то небось хочется, а?
Тешевич закинул руки за голову, снова уставился в потолок и после небольшого раздумья все-таки ответил:
– Нет.
– Ишь ты… – усмехнулась комиссарша и подтянула под себя край поручиковой шинели. – Ну, как я понимаю, это тебе на хамские рожи смотреть не хотелось. А на меня ведь и посмотреть можно…
– Пожалуй, можно, – Тешевич и впрямь перевел взгляд на комиссаршу и, не скрывая издевки, спросил: – Ну что, красная лахудра, в лицо их небось товарищами называешь, а как со мной, так морды?
– Ах, вот ты о чем, – комиссарша демонстративно пропустила лахудру мимо ушей. – Хочешь, офицерик, правду скажу? У нас свои цели. А хамская морда, она хамская морда и есть. И насчет лахудры ты зря. Ты приглядись ко мне повнимательней, приглядись…
– Зачем?
– А вдруг понравлюсь?
Медленным, тягучим движением она неожиданно расстегнула кофточку, и молодая упругая грудь, ничем не сдерживаемая, открылась в образовавшемся вырезе.
– Это что, новый метод допроса? – Тешевич недоуменно воззрился на бесстыжую комиссаршу. – Так ты уж лучше просто так спроси. Все лучше, чем сиськами зря трясти.
– А почему зря? Неужто не нравлюсь, а, офицерик? Иль боишься меня? Не трус же ты… Может, побалуемся, красавчик? А уж я ублажу тебя напоследок…
Зазывно улыбаясь, она совсем скинула с себя кофточку, вытащила из головы гребенку и распустила волосы по плечам.
– Ну что, так лучше?
Тешевич смотрел на это бесстыдно оголившееся перед ним тело, и волна отвращения все больше захватывала его. Поручика или нарочно провоцировали с какой-то своей, непонятной ему целью, или же ему просто делалось цинично-грязное предложение.
– Ну а дальше что? – Тешевич облизал пересохшие губы.
Явно приняв это движение за признак с трудом подавляемого томленья, комиссарша резко приподнялась, рванула крючки юбки и, плюхнувшись назад на шинель, разом скинула с себя сапоги и все, что еще на ней оставалось. Отшвырнув скомканную одежду в сторону, она прильнула обнаженным телом к поручику.
– Ну что же ты, офицерик? Ну давай же, давай…
Руки ее уже шарили под рубашкой Тешевича, лихорадочно пытаясь нащупать пуговицы корсета.
– Я тебе, милый, такую ночь обещаю, такую…
Уже срываясь на женски-бессвязный лепет, она потянулась губами к лицу Тешевича, и тут поручик словно очнулся.
Мысль о том, что вот сейчас, здесь, он, офицер гвардии, будет валяться с этой солдатской шлюхой, вызвала у Тешевича дикое омерзение. Одновременно поручика точило пугавшее его подозрение, что все это не более чем изощренная провокация и вот-вот оттуда, из коридора, где сейчас наверняка прячутся товарищи этой развратной суки, с гоготом ворвутся злобно-хамские рожи и примутся садистски издеваться над его беззащитно-обнаженным телом…
Поручик сжался и, ощутив где-то возле мочки уха похотливо-жадные губы, рванулся в сторону. Комиссарша невольно разжала руки и недоуменно посмотрела на него.
– Красавчик, ты чего?..
Не отвечая, Тешевич вскочил, бросился к двери и выглянул в коридор. Там, к его удивлению, никого не было, и только проникавший откуда-то сбоку свет создавал серый, невыразительный сумрак. Поручик заскочил назад в камеру, и тут комиссарша, с интересом следившая за его метаниями, весело рассмеялась.
– Что, испугался, сердешный? Испугался… Не бойся, дурачок, нет там никого. Никто нам не помешает. Ну иди же ко мне, иди…
Странным образом ее воркующие интонации окончательно взбесили Тешевича. Все здесь происходящее казалось ему сейчас диким абсурдом. И эта девка, решившая воспользоваться отчаянием смертника, не вызывала ничего, кроме омерзения.
– Ты, значит, осчастливить меня решила? Чтобы я, от тебя такой вот, да прямо под пули? – зло бросил Тешевич и сделал шаг к успевшей разлечься на его шинели комиссарше. – Ну так я тебя сейчас осчастливлю…
С неожиданной силой поручик схватил голую бабу за волосы и потащил к двери. Никак не ожидавшая такого оборота комиссарша испуганно взвизгнула и, видимо, инстинктивно поняв, что поручик уж никак не шутит, с готовностью подчинилась Тешевичу.
