И еще одно. Я опоздал с подачей налоговой декларации, и теперь меня ожидал огромный штраф. Я тянул со дня на день, потому что где-то в глубине души не мог вынести саму мысль о том, что необходимо дать взятку российскому чиновнику. Рассчитывая на неразбериху в налоговом управлении, я решил попытаться уехать, не платя ничего вообще.
Теперь у меня появился веский аргумент для продолжения спора с Робертой по поводу отъезда. С некоторой даже радостью я поделился с Робертой новостью о моих делах с налогами.
– Я их заплачу, – предложила она.
В ответ я покачал головой:
– Не надо, я просто хочу отсюда уехать.
– По крайней мере, сходим вместе к бухгалтерам, – взмолилась Роберта. – Они прояснят ситуацию.
После некоторых споров я с ней согласился, что, как выяснилось немного позже, оказалось гениальным ходом.
Офис компании «Куперс и Лейбранд» занимал целый этаж в новом здании, принадлежавшем горсовету Москвы. Мы ожидали в конференц-зале компании, пока один из «грызунов цифр» хмуро тыкал пальцами в клавиши своего большого калькулятора. Маленькая катушка бумаги тянулась из него бесконечной лентой, как некий счет в супермаркете. Когда Роберта прочла итоговую цифру, ее лицо исказилось. Теперь мы начали обсуждать уже ее ситуацию с налогами, и тут неожиданно взорвалась мина: если Роберта останется в России больше, чем на 180 дней в 1998 году, то сумма ее налогов вырастет до шестизначной цифры. Россия, видите ли, только что изменила свой Налоговый кодекс, отменив многие прежние международные соглашения по налогам, и совсем по-византийски стала применять все новые изменения к уже ранее согласованным договорам.
Роберта была в шоке. Когда дело касалось налогов, она была значительно более организованным человеком, чем я, и была убеждена, что здесь-то она хорошо прикрыта. Как и большинству старших служащих инвестиционных фондов, ей платили из офшорных банков, зарегистрированных в США, для того чтобы уменьшить ее налоговое бремя дома. Все это было совершенно законно и проработано очень квалифицированным налоговым адвокатом в Вашингтоне – ее матерью.
Однако Россия не только больше не признавала налоги, которые Роберта платила в США, но хотела получить и часть ее зарплаты за те дни, когда она еще работала во Всемирном банке, – там она, как и дипломаты во всем мире, была освобождена от налогов. Роберта пролистала свой паспорт и составила таблицу дат прибытия и убытия из России, чтобы подсчитать количество дней, проведенных здесь в прошлом году. Ее смущал критический срок пребывания в стране (шесть месяцев), поскольку она потратила много времени на крупную сделку по поставке сахара заводам на Украине. Теперь, к счастью, она считалась заграницей.
Чувствуя, что победа близка, я вонзил нож:
– Ты хочешь остаться в России и отдать свой дом русским? Как это прекрасно, знаешь ли, заплатить наличными за дом. Поверь мне, – теперь я умолял, – мы должны уехать отсюда как можно быстрее, пока не будет поздно!
Роберта молчала, казалось, целую вечность. Ведь она посвятила всю свою академическую и профессиональную карьеру прежнему Советскому Союзу. Теперь же все ею сделанное превращалось в игру с нулевой суммой. Она, конечно, могла остаться и рисковать своими накоплениями, сделанными за всю жизнь (может быть, и я тоже), или же отказаться от своей прошлой мечты.
– Ты выиграл, – вымолвила она наконец. – Но мы должны поторопиться.
На следующий день я подал заявление об отставке, и мы купили билеты до Нью-Йорка. Вылет должен был состояться 19 августа, поэтому у нас было достаточно времени, чтобы передать дела и спокойно покинуть страну до истечения магического срока пребывания в шесть месяцев.
Но тогда, однако, будет уже слишком поздно для самой России.
Никто так тяжело не воспринял весть о нашем отъезде, как Лариса и Лев. Когда мы собирали вещи, Лариса пролила море слез. Она всхлипывала, двигая каждую нашу наполненную коробку, хлюпала носом у каждой картины, которую мы снимали со стены, трагически шмыгала носом по поводу каждой книги, которую мы упаковывали в ящики.
– Я полюбила вас как сестру! – стонала она, обращаясь к Роберте. – Вы для меня как одна семья, я не перенесу утрату. Между прочим, вы берете с собой эту фотокамеру?
