Ладно, снова зажмурился, сжал ладони, зубы и снова лихо запрыгнул внутрь. Поступок неслабый. Это я сразу вкурил. Гамбургеры, чизбургеры, бигмаки, макнагетсы, казалось, изнутри распирало от будущих вкусовых ощущений. От аромата мне даже слегка сплохело. Куски деликатесов замелькали, замельтешили, кофе, чья-то рука, поднос… Балканский полуостров… Пиренеи… созвездие Гончих Псов и Триумфальная арка…
Еле-еле взял себя в руки. Надо оцифровываться, надо оцифровываться, надо оцифровываться.
Ладно, пытаюсь посмотреть особей, одновременно, как всегда, приготовившись к нехорошему.
Те из них, кто еще стоял в очереди, всячески выказывали плохо скрываемое нетерпение. Иногда кто-нибудь из сявок, продающих пузырящуюся коричневую жидкость и лепешки с соевыми прокладками, вскидывал руку по направлению к звездам и орал:
— Свободная касса! Свободная касса! Свободная касса!
В ответ на такие призывы с пяток жадюг отваливалось от соседних очередей и мчалось во весь опор к ним, выпятив подносы и обозначив лопатнички.
Остальные же, неудачники, оставались плесневеть, понурив головы в очереди. В ожидании они оглядывались подозрительно, высматривая, не отважился ли кто-либо перекрыть им дорогу к еде. Чавкали, облизывались и утирались платками.
Счастливые же, ну те, которым удалось уже отхватить свои дозы радости, волокли переполненные подносы к освободившимся столикам. Из-за которых выкатывались другие, довольные, утираясь салфетками с характерной дугообразной буквой «М». По пути они обнюхивали пищу и, не стесняясь, подхватывали пальцами капающие капли горчицы и кетчупа.
«Вот как здесь питаются!» — проносилось в моей съехавшей совсем набекрень-башне. Надо отметить, что думал и дышал я в тот момент с большим трудом.
Тут раскатистая трель запиликала у меня под ухом. И какой-то чек, ползущий сквозь кризис среднего возраста, забубнил рядом по сотику с набитым ртом. И все продолжал неистово набивать себе в главное отверстие куски горячего теста.
Я даже помочь хотел.
В смысле подойти и затолкнуть ему в чавку весь его поднос со всеми вкусностями. Может, тогда он нажрется.
Шамкал он, шамкал в трубку нечленораздельно, но потом догадался, в чем секрет ящика Пандоры. Он недовольно замотал гривой, сначала закинул голову назад, а потом со всего размаху вывалил непрожеванную вкусно-тень обратно к себе на поднос и заорал:
— Сейчас приеду! Приеду сейчас, дура! Не слышишь, я жру! Жру я! — повторил он раздраженно.
Мне чуть опять не сплохело. Я оперся о стойку и затем тихонько-тихонько пополз вдоль стены к выходу. Зря я, наверное, по утрянке закинулся.
— Приходите к нам еще, — сказала улыбаясь девочка в фирменном передничке у выхода.
Я покатился дальше — к новым впечатлениям, площадям, мерцающим красным звездам и мрачному красному замку.
* * *
Со всех сторон наседало: «Юбилей! Юбилей! Поздравляем Большой Город! Ура!» Мне положительно не давали забыть, что, здесь у них этот замечательный праздник. Рекламные щиты так надрывались, что, казалось, вот-вот лопнут от напряга и восторга. Все это, казалось, никогда не остановится.
Особи замирали и пытались различить цифры, означающие дату сего праздника. А спустя мгновение, проверив дату на калькуляторах, одухотворенные дрыгались дальше. «Юбилей! Юбилей!»
Остановился. Клинит меня. Может, сейчас все это само собой захлебнется? Ну, в своей собственной браваде. Ждал, ждал. Бесполезно! Я точно вам говорю.
Человеческое месиво волокло меня еще минут с десять, а потом неожиданно все и решилось. Меня, одухотворенного праздником, швырнуло в самый центр площади, где я посреди всего красного и растерялся.
Эта красная площадь и красный замок — как перерезанное горло у стареющей гордой женщины, бывшей владелицы одной шестой света. А из этого горла хлещет кровь — мы. Кровь большого города.
Нужно проникать в самую суть вещей и идти до конца, не задумываясь. Иначе на молекулы посыплешься неизбежно. «В красный замок, — скомандовал я себе. — Наверное, там меня хоть кто-нибудь ждет».
Внутри красного замка чего-то необычного я не подприсек. А я-то думал! Разве что там малость почище и особи поспокойней.
