— Прочтите народу, да погромче и повыразительней.
Нет, не соловьем заливался писарь. Он читал документы весомо, с внушительным видом. Кроме высочайшего указа Екатерины II от 30 июня 1792 года, оглашалась специальная грамота, в которой перечислялись заслуги войска, учрежденного «покойным генерал — фельдмаршалом князем Григорием Александровичем Потемкиным — Таври- ческим». Войско, по словам императрицы, «приобрело особливое наше внимание и милость». И задача на него возла — галась непростая: «бдение и стража пограничная от набегов народов закубанских». «Мы, — говорилось в грамоте, — …желая воздать заслугам войска Черноморского утверждением всегдашнего его благосостояния и достижения способов к благополучному пребыванию, всемилостивейше пожаловали оному в вечное владение состоящий в области Таврической остров Фанагорию со всею землею, лежащею на правой стороне р. Кубани от устья ее к Усть- Лабинскому редуту, так чтобы с одной стороны р. Кубань, с другой Азовское море до Ейского городка служили границею войсковой земли».
И много чего другого огласил Котляревский из той гербовой бумаги. Какие блага даровались казакам! Невозбра- ненные права на занятия землепашеством, охотой и рыбной ловлей, добычей соли в лиманах Приазовья, торговлею горячим вином и иные промыслы. На содержание войска обещалось 20 тысяч рублей ежегодных ассигнований. Содержалось немало и других заманчивых посулов. А пока монаршие вердикты заставляли учащенно биться сердца простолюдинов.
Вслед за ознакомлением с указом и грамотой Екатерины II начался благодарственный молебен, потом новая пальба из ста одного орудия, казаки еще троекратно выстрелили из ружей «беглым огнем». Да за наследника престола Павла и всю царскую фамилию в придачу прогрохотал 51 орудийный выстрел с ружейным же салютованием.
Пожалованный хлеб был торжественно разломан на куски, один из которых определялся на вечное хранение в войсковую церковь, а все остальные раздавались в регулярные полки при коше, предназначались к отправке на Тамань для прибывших туда первых поселенцев, остаток передавался в дома атамана и войскового судьи для угощения старшин и казаков, устройства общего стола для гостей.
На зеленой траве возле церкви с доброй выпивкой и закуской старшин и заслуженных казаков ожидало еще пять праздничных столов. Никто из головкивских молоди- ков приглашения занять здесь место не получил, как и большинство их ровесников из других паланок. Федор Дикун, Никифор Чечик, Андрей Штепа, Иван Капуста и другие хлопцы, покучковавшись с парубками, направили свои стопы в один из слободзейских шинков, чтобы подкрепить силы после утомительной церемонии.
— Не огорчайтесь, хлопцы, — утешал своих спутников Федор Дикун. — Мы с вами не старшины, нам сойдет и покупная снедь.
Войсковое торжество имело продолжение на Тамани. По распоряжению Чепеги и Головатого сюда, к предводителю первой партии переселенцев в составе 3247 человек Савве Леонтьевичу Белому, отправился хорунжий Чернявский с группой казаков, дабы доставить копии царских документов, частицу освященного в церкви монаршего хлеба да 200 рублей войсковых денег на устройство праздничного обеда.
Белый 12 сентября собрал полки и личный состав гребной флотилии в Фанагорию и со всеми почестями принял посланца главных войсковых «батькив», после чего и совершилась казацкая трапеза с традиционными возлияниями. Но это проходило уже вне поля зрения слободзей- цев, многие из которых, в том числе и Федор Дикун, на тот день уже порушили свою оседлость и тоже отправились в далекий необжитой кубанский край.
До самого их отъезда с Тамани в Слободзею шли отрадные вести. И даже чудные и загадочные. К примеру, чего стоило одно только известие о находке казаками камня с древними письменами, подтверждавшими факт существования здесь старинного Тмутараканского княжества и открывавшими малый штришок о деяниях одного из тмута- раканских князей — Глеба Святославича — того, кто щепетильно измерял расстояние от Тамани до Корчева (Керчи).
По этому поводу Федору Дикуну очень близкий голов- кивский сосед, участник боевых действий против османов Кондрат Кодаш высказал такую мысль: