Казачка - страница 22

Пашка, возившийся у саней, услышал рыдания.

Брось, Надька, ну чего ты, — по-братски, с грубоватой нежностью пожалел он, — я вот узнаю, кто это удумал, наколупаю харю, ей-бо! Иди в хату и не мерзни. Никого не слушай, нехай бурчат. А драться я не дам. Сейчас я живо обделаю.

Он принес топор, щипцы; снял ворота с петель и, отрывая доски, начал переставлять их другой стороной.

Когда Андрей Иванович возвращался из церкви, он опять не узнал ворот. Они лоснились теперь желтым тесом, стояли как новенькие. «Что за леший его возьми, приснилось мне али что?» И, уже зайдя во двор, старик догадался:

— А-а, вон что… Ну и дьявол с ними. Лучше, гниль не заведется, сто лет проскрипят! — и деловито постучал костылем по планкам.

Пока еще не совсем развезло дороги, Парамоновы спешили запасти муки. Весна в этом году идет, как видно, ранняя, скоро сев, и возиться с мельницей будет некогда. Через полмесяца пасха, а вальцовочной муки у них — ни пылинки, не из чего будет куличей испечь. Федор хотел было съездить в Филоново, на лучшую в округе мельницу — паровую, к Симбирцеву. Смолоть — так чтоб было как следует. Но Матвей Семенович настоял на водянке. Поближе. Не слишком большие господа — тащиться из-за этого в такую даль, за сорок верст. У них не гурты лошадей, чтоб по такому пути резать их за здорово живешь.

К Парамоновым — ехать на мельницу в складчину — присватался и дед Парсан. Двумя дворами снарядили они одну пароконную подводу. Ехали Федор и Феня. Старики поленились ломать кости. Зато не поленились выпроводить ребят ни свет ни заря, по морозцу.

К восходу солнца они добрались уже до места.

На подъезде у мельницы Федор повернул коней и соскочил с воза. В очереди стояло только две подводы, и это его обрадовало. Феня, болтая ногами и вертясь на мешках, осматривала местность. По берегу Бузулука сплошь тянулся низкорослый кустарник — поддубок и паклен. В зимней наготе кусты тесно переплелись между собой, с трех сторон обступая мельницу. Бревенчатый короб, объятый постоянной дрожью, чудом держался сбоку плотины под обрывом. Вода с ревом падала на колеса, булькала, кипела внизу, и сизые качающиеся столбы брызг хлестали через крышу.

— Ты как, на мешках заночевать решила? — отпрягая лошадей, шутливо спросил Федор.

Феня повела бровями, и скрытая улыбка заиграла у нее на лице.

— Ножки-то я отсидела, ф-ф!.. Ей-правушки, никак не могу.

— Ну и сиди, делов-то!

— Да ты ссади меня, какой ведь…

— Не выдумывай! — Федор покраснел. — Маленькая, что ли!

— А чего тебе… ты вон какой…

Федор прицепил к пеньку лошадей, кинул им сена и зашагал к мельнице.

— Бык упрямый! — Улыбка гасла на Фенином лице. — Ни дать ни взять — бык! — Она ребячливо надула губы, покосилась на Федора — под его упругим шагом тренькали льдинки — и легко спрыгнула с мешков.

В мельнице шум, стук, грохот камней. Вышка, ящики, редкий дощатый пол и все предметы — словно в лихорадочном ознобе. Под ногами — мягкая мучная пороша. Из ящика клубами вылетала пыль, оседала на людях. С завьюженными мукой лицами они толпились у лестницы, раскрывали рты, крича что-то друг другу, но звуков не было слышно. На вышке орудовал ключом маленький в брезенте человек — мирошник, подкручивал гайку. Узнав его, Федор взбежал к нему по лестнице и крикнул в забитое мукой ухо:

— Очередь большая?

— Не-е, — мирошник качнул головой, — вон за энтим будешь, вон, — и ключом указал на усастого верзилу, подпиравшего стояк.

Федор, сойдя с вышки, заглянул усастому в лицо — чтоб покрепче запомнить, — потолковал с ним, пощупал сеянку и вышел наружу. У подъезда увидел два новых фургона, сиявших лаком. Возле запотевших лошадей, отстегивая постромки, возился длинный, сухопарый человек. «Кто ж это такое? — всматриваясь, подумал Федор. — Кажись, Абанкиных работник Степан? Он и есть. Их фургоны».

— Ты один? — спросил Федор, подойдя.

— А-а, здорово! — Степан поднял худощавое отекшее лицо, — Нет, не один — с хозяином.

— С каким хозяином?

— С молодым, Трошкой. Да стой, идол! — и пнул мерина под брюхо.

— С кем? С Трошкой? — с необычайной живостью переспросил Федор. — Где ж он?