Кайзер привел нас на заросший густой, высокой травой и кустарником откос, полого сбегавший к реке. Там, в зеленой мураве, лежал Игорь. Кто-то завел его туда, сам он так далеко уйти не мог. Завел — и бросил.
Надо было видеть радость матери, которой вернули сына. Уж она и причитала, и смеялась, и целовала Игоря. Потом взялась собаку ласкать. То Игоря, то Кайзера. Принялась кормить пса. Сует ему в нос котлетку рубленую, которую утром жарила для себя, намазала хлеб маслом с палеи толщиной… А Кайзер будто понимает — не до еды сейчас, хвостом эдак стеснительно помахивает, вроде говорит: «Да будет… не надо… Всякий на моем месте сделал бы то же…»
— Кайзерушка, Кайзерушка, — повторяла сквозь слезы Настасья. — Да я тебя теперь никому не отдам! Кайзерушка… — И больше не могла сказать ничего.
…Я уезжал из Кисловодска с легким сердцем: Кайзер больше не беспризорный, есть у него и дом, и хозяева.
