С таким же блистательным успехом была отражена другая тысячная неприятельская партия, спустившаяся с гор в апреле 1805 года против деревни Тинеты, где стояли две кабардинские роты силой в сто тридцать штыков. Неприятель, появившийся перед ними, был опаснее джарцев. Это были хевсуры, известные своей легендарной храбростью и приводившие в трепет даже лезгин. Но кабардинцы и здесь достойно поддержали свою старую боевую славу. Командовавший ротами поручик Волков, видя безвыходность своего положения, сам сделал отчаянную вылазку и внезапным нападением разбил хевсуров наголову. Подоспевшему на помощь подполковнику Эристову с грузинской милицией оставалось только преследовать их до самых верховьев Арагвы.
«В настоящее время, – говорит один военный писатель, – подобные подвиги могут казаться нам баснословными, а между тем они действительно были, и – скажем более – если бы их не было, нам никогда не удержать бы за собой Закавказье». Объяснить их только превосходством регулярного строя над азиатскими полчищами также невозможно, потому что здесь русские имели противников слишком опытных в битвах. Это, скорее всего, влияние той нравственной школы, которую оставили после себя, как славное наследие, герои XVIII века: Румянцев, Суворов, Вейсман, Цицианов и др.
Теперь, когда Нуха была взята и Небольсин стал угрожать лезгинским владениям совершенно с другой стороны, генерал Орбелиани также перешел в наступление и принял настолько искусные меры, что 8 ноября все лезгинское войско, вместе с пришедшей к нему на помощь аварской конницей, было заперто в тесном Джарском ущелье. Поставленные в безвыходное положение, лезгины не могли и думать о сопротивлении. Аварский хан первый вступил в переговоры, а между тем увел свою конницу в горы, и джарцы, покинутые своим союзником, покорились. Депутаты их, явившиеся к Орбелиани с повинной головой, были отправлены в Тифлис и вошли в город с повешенными на шею саблями. Трудно описать восторг грузин при виде их заклятых врагов, впервые являвшихся перед ними в таком униженном положении.
Вновь покорив силой оружия восставшие ханства, Гудович не обнаружил достаточного политического такта, чтобы продолжать дело покорения мирной политикой. Лучшим средством к умиротворению страны было бы теперь введение в ханствах русского правления, как это сделал князь Цицианов с Ганжой, а граф Гудович, относившийся со странным предупреждением ко всем распоряжениям своего знаменитого предместника, нашел более полезным оставить правителей-туземцев. Ханства Дербентское и Кубинское были отданы им под власть шамхала Тарковского, который, разумеется, в них не жил, а управлял ими через своих приближенных; в Нуху, на место бежавшего Селима, поставлен был старый Джафар, выходец из Персии, человек, правда, вполне преданный России, но чуждый сунитам-шекинцам по вере и национальности; наконец, в Карабаге, где по смерти Ибрагима явились два претендента, граф Гудович отстранил законного наследника Джафар-Кули-агу, юношу, искренне преданного русским, и предпочел ему Мехти-Кули-хана, человека пронырливого, двуличного, сумевшего сникать себе покровительство сильных лиц, окружавших главнокомандующего. Мехти опасался, однако же, внутренних смут и требовал, чтобы Джафар дал ему письменную клятву повиноваться. Джафар охотно дал подпись, но прибавил под ней, что будет покорным слугой Мехти-хана только до тех пор, пока последний сам сохранит должное повиновение русскому императору.
Таким образом благоприятный момент слить все Закавказье под одной общей русской властью был упущен.
Покорением лезгин закончились в Закавказском крае военные дела 1806 года. Наступила суровая зима, и граф Гудович спешил заключить перемирие с Персией, так как Турция уже объявила России войну и сосредоточивала на границах значительные силы. Положение русского главнокомандующего в крае было в это время весьма затруднительно; он имел в своем распоряжении только одну двадцатую дивизию, разбросанную по всему Закавказью, а между тем государь настоятельно требовал наступательных действий, чтобы отвлечь часть турецких сил от главного театра войны на Дунае. Гудович хорошо понимал, что он не может получить никаких подкреплений ни с линии, ни из России до тех пор, пока Наполеон не будет отражен от Вислы, а потому вынужден был начать военные действия с теми ничтожными средствами, которые были в его распоряжении. Оставив небольшой отряд генерала Небольсина на персидской границе и полагаясь вполне на преданность вновь поставленных ханов, он двинул остальные войска в турецкие пределы по трем различным направлениям: главные силы, под личным начальством графа, шли на Ахалцихе, правое крыло – на Поти, а левое – на Карс.
