20. СЕКТАНТЫ И РУССКИЕ ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ
Страна, присоединенная к какому-либо государству, если в ней нет представителей главной народной среды этого государства, — в лучшем случае, т.е. когда она приносит доход, заслуживает названия колонии, а в худшем — такое присоединение может быть названо оккупацией. Так как у нас колоний нет, а есть окраины, то понятие оккупации на какой-либо из таких окраин свидетельствует о долгом отсутствии ясного патриотического взгляда на данный вопрос или об иных препятствиях к правильной государственной работе в крае и, во всяком случае, о том, что дело обстоит неблагополучно.
К сожалению, приходится признать, что в Закавказье, где русские составляют несколько больше 2% населения, есть много признаков именно оккупации, — и это после 100-летнего владычества в крае. На первый взгляд, это как будто нелестно для российской нации, но если присмотреться поближе, то окажется, что это факт довольно естественный, объясняемый не одними печальными причинами. Во-первых, во внутренней России нет особенной тесноты, сколько ни кричат о малоземелье, а есть главным образом плохое отношение людей к земле, делающее ее малодоходной; а с 60-х и особенно 90-х годов к этому присоединилась плохая, непатриотичная финансовая политика, усугубившая данное зло.
В первой половине прошлого столетия почти все русское простонародье состояло в крепостной зависимости, — и помещикам, которые сами жили привольно, а крестьян держали большею частью в сытости, не охота была покидать насиженные места или высылать в далекое Закавказье крестьян, которые были нужны дома. Вот почему первыми русскими простолюдинами, осевшими в Закавказье, явились, с одной стороны, сектанты , которых удаляли туда из внутренней России как элемент вредный, и женатые солдаты, на которых великий Ермолов, — дальновидный русский патриот, — смотрел, как на зерно будущей необходимой, с государственной точки зрения, русской колонизации края.
Места в Закавказье много, особенно если принять во внимание необычайное плодородие долин и степей, желтый лес которых пригоден для высоких земледельческих культур, а также обилие на горных склонах почв (напр., мергеля), обеспечивающих богатое виноградарство. С упрочением мира и естественным, постепенным развитием оседлого быта в ущерб кочевому, был замечен избыток земли, но русская народная стихия была еще далеко, а каждая война с Турцией или Персией дарила нам десятки тысяч армян. Русские правители по отношению к ним и к задачам государственного дела в крае были недальновидны и знания местной истории не проявили, а о положении дел на ближайшем Востоке имели смутное понятие.
В конце 50-х годов фельдмаршал князь Барятинский имел наивность говорить, что «армяне вообще нам преданы и чужды всякого вмешательства в дела политические», — хотя в ту пору, после крымской войны, армяне уже сильно зашевелились. С отвлеченной, не государственной , а естественно-исторической точки зрения, пожалуй, и было правильно заселять бездоходные по своей пустынности места людьми, приспособленными самой природой к местным климатическим и хозяйственным условиям.
Во второй половине прошлого века уже трудно было сказать, где кончается недальновидность и где начинается более чем равнодушное отношение к русским государственным интересам. Со стороны единичных личностей оно, несомненно, доходило до гнусной измены русскому делу.
По мере подъема спроса на землю и ценности ее, а также усиления разных туземных противорусских движений возник, развился и возымел большое влияние
