Была ли древняя грузинка нравственна? Такие путешественники, как Шарден и Дюма, отрицают это. Думаю, что они неправы. Типичные грузинки старого закала, которых мне приходилось встречать, внушают к себе полное уважение. Южной, пылкой женщине чадра и своеобразный этикет прежнего времени были подсказаны, может быть, самой природой.
Дело обстоит плохо, хотя и не безнадежно. Во-первых, погибнет, и скверно погибнет, значительная часть высшего сословия, в течение многих веков воплощавшего собой почти всю Грузию. Это скверно, ибо всякому народу нужен высший класс, обладающий благородными традициями; а они были. Часть высшего класса, более скромная, вероятно, удержится в своих поместьях. Это — разные отставные капитаны, прапорщики милиции со знаком военного ордена в петлице, и т.п.; это настоящие почвенные грузины , люди добропорядочные, преданные своему народу, Государю и отечеству. Нарастает мало-помалу сверху и снизу грузинская буржуазия, если действительно передовые грузины и русская власть поймут, что этому делу настоятельно необходимо помочь. С оздоровлением русской школы и печати поднимется уровень и грузинской интеллигенции; наконец, народная масса таит в себе немало живых сил; но всякая народная масса нуждается в помощи и в заботливом внимании правительства.
Теперь грузинский крестьянин еще забит, сконфужен и как-то растерялся, тем более что свободу-то ему объявили, но реформу скомкали как попало; обязательные земельные отношения еще не распутаны, как не распутано ни межевание, ни многое другое. Экономические условия гнетут его; в лице скупщиков и кулаков-армян, он получил более жестоких властителей, чем прежние господа, самодурство которых смягчалось целым рядом добрых обычаев , сближавших сословия между собой. Прежняя строгая власть феодалов держала крестьян при этом в повиновении, заставляла их уважать чужую собственность. Теперь эта власть упразднена, а понятие законности в народном сознании не укоренилось , так как перемена была слишком резка, и народ к ней не был готов. Аграрные недоразумения происходят не чаще. И при этом крестьянин не чувствует себя гражданином с определенными правами и обязанностями. Вновь позволю себе воспользоваться стихотворной формой, потому что у нее есть техническое удобство: она короче и определеннее. Предмет стихотворения — грузинский крестьянин Вано, соответственный русскому Ивану.
ВАНО
В ущельях сыро и темно,
Вдали чуть брезжит луч рассвета…
Индеек гонит из Душета
Дорогой пыльною Вано.
В руке большая хворостина,
Платком повязан, смуглолиц,
В шинели рваной, без петлиц,
Шагает медленно детина.
Во взоре черных глаз — печаль,
И в складке губ — следы тревоги.
За белой лентою дороги
Синеет дремлющая даль.
И словно чует иль предвидит
Вано, свершая скучный путь,
Что непременно кто-нибудь
Его обманет иль обидит.
В духанах могут обокрасть;
Не то — отдать индюшек пару
Придется встречному чапару
Чапар с нагайкой — это власть!
Под самым городом, в духане
Всесильных скупщиков приют:
Из рук все вырвут и возьмут
Неустранимые армяне.
Они над рынком господа —
Вано покорно понял это.
Но вот фальшивую монету
Подсунуть могут. Что тогда?
Деньжонок надо: срок подходит
Начальству подати платить.
Сынка давно пора крестить:
Уж говорит и бойко ходит.
Хоть пара буйволов была:
Чинить дорогу их забрали!
Вернулись хворыми и пали…
Колючкой нива поросла.
Земля с помещиками в споре:
Межуют, судят двадцать лет,
А все решенья нет, как нет!
Куда ни глянь — одно лишь горе!
Соседи воду отвели
И сохнет сад, а нет управы;
Лишь адвокат, мудрец лукавый,
Все пишет: «денег вновь пришли».
Идет Вано, томим тоскою.
Заря восходит из-за гор.
Багрянцем залитый простор
Сверкает дивной красотою.
И в сердце хлынула струя
Восторга, что-то в нем запело:
«Самшобло, чемо Сакартвело!»
«Отчизна, Грузия моя!»
Да, он стихийно любит свою отчизну, как любит ее всякий грузин, потому, что ее нельзя не любить. Но на русского Царя он смотрит не просто, как на начальство, а как на своего законного царя, естественного преемника прежних династий. Это патриархальная, сыновняя любовь, не содержащая в себе ни тени холопства.
