— А ты — кто?
Она прикусила губу, будто и впрямь размышляла над ответом. Потом чуть склонила голову, не спуская с меня глаз:
— Я тебя люблю.
От нее не укрылось, что при этих словах я затрепетал. Анхелика улыбнулась, как наверное, улыбался Люцифер до того, как был свержен с небес.
— И если ты — не подлец, не дурак и не позер, этого должно быть достаточно.
— Не знаю, кто я, но вот ты легко доведешь меня до костра или до гарроты.
Анхелика засмеялась, с деланной скромностью сложив руки на поясе своей широкой юбки, с которого свисал перламутровый веер. Я глянул на ее губы, вырезанные так изящно и четко, и подумал: «К Дьяволу все!» Свежий хлеб, розы и мед. Оголенная шея. Я впился бы в эти уста, но вокруг, к сожалению, были люди.
— Не думай, пожалуйста, — сказала она, — что это сойдет тебе с рук. Прежде чем события приняли угрожающий оборот, случилось происшествие, которое хоть сейчас вставляй в комедию Лопе. Дело началось в трактире Леона: капитан Алонсо де Контрерас, по обыкновению словоохотливый, милый, хотя и малость фанфаронистый, сидел развалясь напротив винной бочки, на которую сложили мы свои плащи, шпаги и шляпы. В число сотрапезников входили дон Франсиско де Кеведо, Лопито де Вега, мой хозяин и я, подавали нам в тот день капиротаду[24] и мясной салат-сальпикон. Угощал Контрерас — по случаю получения наконец некоего пособия или пенсиона, который казна задолжала ему с давних пор или, как выразился сам Контрерас, «со времен взятия Трои». Беседа постепенно коснулась поистине неодолимых препон, чинимых мясником счастью своей племянницы и Лопито: узнав, что сын нашего Феникса состоит в дружбе с капитаном Алатристе, Москатель вконец озверел. Юный вояка поведал нам, что видится со своей избранницей урывками, когда она в сопровождении дуэньи отправляется за покупками или слушает дневную мессу в церкви Лас-Маравильяс, где он имеет возможность смотреть на нее издали, склонив колени на своем разостланном плаще, и лишь изредка ему удается приблизиться к Лауре и — это уж подлинно милость небесная! — предложить ей в собственной пригоршне святой воды, дабы девица осенила себя крестным знамением. Хуже всего, что Москатель, которому втемяшилось в башку выдать племянницу за гнусного прокурора Сатурнино Аполо, предложил ей на выбор: либо с ним под венец, либо в монастырь. Шансы заполучить Лауру — такие же примерно, как найти себе невесту в константинопольском серале. Вдобавок времена тревожные: не еретики нагрянут, так турки наскочат, а если Лопито придется вернуться в свой полк для исполнения священного долга королю, чего следует ожидать со дня на день, Лаура будет потеряна навсегда. И, как рассказал нам под конец бедный юноша, он проклял батюшкины комедии: там почему-то всегда находится множество хитроумных выходов из любого затруднительного положения, а вот в жизни — ни-ни, ни один не годится.
Это замечание подвигло капитана Контрераса высказать смелую идею:
— Да чего ж проще? — заявил он, громыхнув под столом сапогами. — Похитить и обвенчаться! Нечего нюни разводить! Вы солдат или кто?
— Легко сказать «похитить», — грустно ответствовал Лопито. — Москатель по-прежнему платит нескольким головорезам, чтобы они охраняли дом.
— Несколько — это сколько?
— Когда я в последний раз попытался дать ей серенаду, ко мне вышли четверо.
— И что же — толковые ребята? Дело свое знают?
— Я предпочел не проверять.
Контрерас молодецки закрутил ус и обвел всех присутствующих взглядом, задержавшись на Алатристе и доне Франсиско:
— Чем враг сильней, тем больше наша слава! Какого вы мнения на сей счет, сеньор де Кеведо?
Поэт поправил очки и нахмурил чело, ибо его положение при дворе не позволяло принимать участие в вооруженном налете и похищении, но как было признаться в этом в присутствии Контрераса, Диего Алатристе и сына Лопе?
— Боюсь, — ответил он, смиряясь с неизбежностью, — что придется подраться.
— Каким сонетом на эту тему вы нас порадуете!
— Как бы не порадовали меня — очередной ссылкой.
Что же касается капитана Алатристе, сидевшего, локти на стол, перед кувшином вина, то взгляд, коим он обменялся с Контрерасом, был вполне красноречив: у таких людей, как мой хозяин, кое-что определяется, так сказать, особенностями их ремесла.
