Я притормозил на светофоре, обнял ее, притянул к себе:
— Зато я знаю. Ты везешь ему совершенно роскошный подарок.
Ее ресницы дрогнули, глаза цвета свежевымытого винограда увлажнились. Я поцеловал ее в щеку.
— Я в самом деле завидую твоему бременскому музыканту. Получить такой подарок… Это дорогого стоит.
— Какой подарок? — тихо спросила она.-
— Тебя… — пояснил я.
Мы помолчали, глядя на светофор, во лбу которого по-прежнему горел красный сигнал.
— Без меня ему будет совсем худо. — Она заплакала. — Ты понимаешь.
Понимаю. Полгода назад они с Маркусом, собиравшимся возвращаться в свои германские пенаты, притормозили на Кутузовском у какого-то магазинчика с сувенирами, чтобы купить матрешку для его тетки. Тут-то все и случилось. Что именно, я знаю лишь по ее сбивчивым рассказам. Из стоящего по соседству «жигуля» выбрались четверо крепких парней и заявили, что им очень нравится тачка Лис, поэтому они ее заберут. А им следует выйти из машины и идти пешком. Лис попыталась было сопротивляться, но один из парней заехал ей кулаком в лицо и выдернул ключ из замка зажигания. Маркус, понятное дело, тут же выскочил из машины — и напрасно, не стоило ему этого делать. Ему нанесли несколько ударов бейсбольными битами. Самое страшное, что у него оказалось сломано запястье, онемели пальцы руки. Кроме того, были сломаны два ребра, и осколок одного из них повредил легкое. Свой гобой он может держать в руках и даже подносить ко рту. Но играть он уже не может: и пальцы не работают, и дыхание не то.
Все это происходило в разгар солнечного дня в самом центре Москвы, на забитой народом улице. Никто и пальцем не пошевелил, чтобы вмешаться…
— Это я во всем виновата, — Лис промокнула платком глаза. — Не надо было покупать эту чертову тачку.
— Брось, — сказал я. — Ты же знаешь, — дело не в тачке. Просто такая паршивая жизнь.
«Гольф» заглох в тот самый момент, когда светофор дал зеленый свет. Завелся он лишь с третьей попытки.
— Придется заехать в автосервис, — сказал я, трогаясь под вой клаксонов стоявших сзади машин. — Совсем наша старушка одряхлела. Стартер барахлит, карбюратор.
Машину Лис, разумеется, так и не нашли.
— Черт, я, кажется, забыла закрыть офис. — Она порылась в сумочке в поисках ключей.
— Да кому он нужен, этот офис?
И то верно. Дело свое Лис продала. Квартиру тоже.
— Заедешь на обратном пути, а? — Лис нашла ключи и опустила их в карман моей куртки. — На всякий случай. Ей-богу, не помню, закрыла ли я дверь на замок.
— Конечно… — Я смотрел на дорогу, но боковым зрением успел заметить, что в руке Лис было что-то еще кроме ключей.
Этим «чем-то» оказалась карточка «Виза».
— Что за дела? — спросил я, рассматривая лежащий на ладони кусок пластика.
— Твоя доля нашего бывшего бизнеса. Мы ведь компаньоны, так?
— Кончай! — Я положил карточку ей на колени.
— Ой, ну прекрати! — устало отозвалась Лис, бросая карточку в бардачок. — Ты же опять остался без работы. И потом, на счету, который я на тебя оформила, не так уж много денег. Всего десять тысяч.
— Ты же знаешь, я не могу их взять.
— Можешь. Мы хорошо с тобой поработали.
— Неплохо, — кивнул я, выезжая к перегороженному шлагбаумами паркингу перед зданием аэропорта.
Лис сунула в окошко на пропускном пункте деньги, мы проехали вверх по пандусу и остановились под навесом напротив стеклянных дверей. Я вышел, подхватил брошенную кем-то из пассажиров тележку, открыл багажник, выгрузил пару чемоданов. Лис стояла у открытой дверцы.
— Мне будет тебя не хватать, — сказал я. — Жутко не хватать.
— Мне тебя тоже… — Она жалко улыбнулась, улыбка длилась долго, не меньше минуты, пока Лис не встряхнулась и не взялась за рукоять тележки.
— Я провожу тебя до терминала.
— Да ну… Нет. Я сама. Долгие проводы — лишние слезы. Сам знаешь.
— Ты не вернешься?
— Не знаю. — Она приподнялась на цыпочки, коснулась губами моей щеки. — Помнишь, в первый день мы говорили, лежа в постели?
— Да. Только не помню о чем.
— Про неволю… — Она прикрыла глаза. — И ты говорил, что весь этот большой мир, что лежит за пределами одной шестой части света, есть, по сути, пространство неволи.
