Каждую неделю по вторникам некоторые из крестьян поднимались на замковый холм, чтобы изложить госпоже свои жалобы. Тогда Эрменгарда занимала свое место правительницы на троне в большом замке и проводила долгие часы, выслушивая претензии и улаживая споры, касающиеся плохо построенной стены или тропинки, пересекавшей поле. Иногда она разбирала тяжбу по поводу наследства, давала разрешение на женитьбу или наказывала неверную жену. Правосудие Эрменгарды было непредвзятым, быстрым и энергичным, пронизанным глубокой мудростью, восхищавшей Катрин, которой было позволено присутствовать при разбирательствах. Постепенно участие в этих делах стало вызывать у Катрин глубокий интерес и отвлекать ее от мрачных мыслей.
На Рождество прибыл посыльный от герцога с письмом и великолепным часословом в переплете из золота и слоновой кости — подарком Филиппа. Это было не первое письмо, достигшее Шатовилэна. Вскоре после смерти ребенка Филипп Бургундский написал своей любовнице, выразив всю печаль, которую он чувствовал в связи с этой бессмысленной утратой. Чтобы немного смягчить материнское горе, он нашел слова, исполненные бесконечной нежности, и если бы не предстоящая женитьба герцога, то Катрин немедленно вернулась бы к нему. Но она не чувствовала в себе достаточно сил, чтобы в том состоянии отчаяния, которое ею владело, вернуться и терпеть любопытные взгляды придворных, жаждущих увидеть ее реакцию на то, что она перестала быть в центре внимания, а также злобу женщин, которые втайне так долго ее ненавидели.
Следующее письмо было столь же нежным, как и первое, но, читая между строк, Катрин ощутила властное желание Филиппа заставить ее вернуться к нему. Она не могла ошибиться: напоминая ей об обещании вернуться, данном ею в их последнюю проведенную вместе ночь, Филипп отдавал ей приказание.
— Это действительно звучит как приказ, — сказала Эрменгарда, когда Катрин показала ей письмо. — Что ты будешь делать? Подчинишься?
Катрин покачала головой.
— Не думаю. У меня нет желания делать это. Через несколько месяцев прибудет инфанта, и я вновь буду вынуждена уехать. Так какой смысл?
— Он любит тебя, ты прекрасно это знаешь, и не может обойтись без тебя… Он даже пишет об этом, — сказала Эрменгарда, указывая на строчку пальцем.
— Он это пишет… О, конечно! Но он может обойтись без меня. Ты слишком хорошо знаешь Филиппа, чтобы верить, что лишь я одна была способна удовлетворить его неистощимую чувственность в последние три года!
Многие женщины разделяли со мной его привязанность и всегда будут разделять. Я знаю, он любит меня, он никогда не переставал желать меня, и сейчас даже больше, чем прежде. Но существуют и другие женщины. Кстати, инфанта славится красотой. Она отвратит его мысли от меня.
Эрменгарда взяла руки Катрин в свои.
— Серьезно, любовь моя, какую жизнь ты прочишь себе? Чего ты хочешь? На что надеешься? Я не могу поверить, что молодая… и очень красивая женщина вроде тебя не имеет иного желания, кроме как проводить свои дни со старухой, похоронив себя в мрачном замке. Я готова понять, что ты отказываешься от унизительной роли официальной любовницы при наличии правящей герцогини. Но почему бы тебе не изменить свою жизнь?
Существует много других мужчин, которые с радостью повели бы тебя к алтарю.
— Я в этом уверена, — сказала Катрин с меланхолической улыбкой. — Но я не хочу, чтобы меня вел кто-нибудь из них.
— Что ты ответишь герцогу?
— Ничего!.. По той причине, что я не знаю, что ему ответить. Если бы здесь был мой старый друг Абу-аль-Хайр то у него, несомненно, нашлась бы превосходная цитата какого — нибудь поэта или философа, чтобы описать нынешнее состояние моей души. Я уверена, что у него есть цитаты на все случаи жизни… Но он далеко…
Действительно, маленький мавританский доктор вскоре после смерти Гарэна отправился в Гранаду, несмотря на многократные попытки Эрменгарды предложить ему свое гостеприимство. Его господин, султан Мохаммед VIII, вовлеченный в бесконечные гражданские войны, в конце концов послал за своим лучшим другом и советчиком. Доктору было действительно жаль покидать Катрин, которую он искренне полюбил.
