Капитан первого ранга Кузьмин и сам понимал, что баня нужна в первую очередь, да только дикая природа сопротивлялась. Строить здесь было невероятно тяжело. На крутых угорах долбили террасы, соединяя их лестницами, рубленными в граните. Растресканный камень не держал фундаменты, а сваи в такой грунт не забить «хлебным паром», то есть без специальной техники.
Командующий флотом засмеялся вовсе не потому, что его так уж позабавила ворчливая прямота боцмана. Просто он вспомнил, как 9 мая 1944 года враг учинил налет. «Фокке-Вульфы-190» прорвались в Салму не без потерь сквозь зенитный огонь, торопливо бомбили причалы и, видно, не сразу разобрались, что целей-то нет. Совсем пустяковая вышла у них задержка: каких-нибудь пару дней.
Губа, где теперь обосновалась бригада торпедных катеров, тоже имела имя собственное, но в разговорах ее называли просто Губой, с прописной буквы. С прежних времен здесь сохранился рыбацкий деревянный барак. Его заняли штаб и политотдел, а чердак, утеплив, разгородили на каютки для офицеров. Все остальные пока ютились в сырых землянках.
Словом, торпедные катера ускользнули из-под удара за счет «быта». Теперь быт заедал, а фашистская авиация осатанела. 17 мая в 00 часов 50 минут обнаружили плавающую мину к западу от Рыбачьего. Над Варангер-фиордом сияло ночное солнце. Еще год назад такая же погода позволила противнику заблокировать дежурные катера в Пумманки. А теперь Сто четырнадцатому и Сто семьдесят второму приказали запросто выскочить в фиорд и уничтожить мину.
В 1 час 5 минут, или, по-военному, 01-05, с берега противника в районе Коббхольм-фиорда поднялась цепочка белых сигнальных ракет в сторону торпедных катеров. А еще через семь минут из облаков вывалились два «фокке-вульфа», с высоты пятьдесят метров швырнули четыре бомбы и ринулись на штурмовку с кормы. Навстречу им протянулась очередь спаренной скорострельной авиационной пушки «ШВАК», установленной на палубе ТКА-114.
Получился как бы воздушный бой, а вражеские пилоты не любили таких неожиданностей. Правда, бомбы упали недалеко: в нескольких метрах. От прямого попадания старшему лейтенанту Шленскому едва удалось ускользнуть.
ТКА- 172 был атакован вторым заходом и с носа. Бомбы сбрасывались уже с трехсотметровой высоты, и от них было гораздо легче увернуться. В это время с аэродромов Рыбачьего уже взмыли по тревоге наши дежурные истребители. Мимолетная схватка без урона с обеих сторон показала, что вовсе не сквозная светлота определяет погоду в Варангер-фиорде. Торпедные катера держали связь на одной радиоволне с летчиками и выскакивали из Пумманок в любое время суток.
Давно ли, экономя буквально на всем, они сражались наскоком с превосходящими силами противника? Все поменялось, как во сне: из горстки катеров - целая бригада, вооруженная самой лучшей по тому времени техникой.
Оставалось только научиться воевать. Как это сделать? Возьмите, к примеру, двух бойцов: один пусть будет сильный, а другой - ловкий. Но ведь первый вполне может повстречать выносливого противника, а второй, скажем, хитрого. Трудно заранее сказать, кто кого победит. Другое дело, если сильный и ловкий окажутся такими друзьями, что им не надо даже слов, достаточно лишь подмигнуть, и уже ясно, кому как действовать. Вот такая неразлучная пара одолеет противников наверняка. На военном языке тесная дружба разных боевых сил называется взаимодействием. Вот почему начальник штаба бригады торпедных катеров часто ездил в штаб авиации флота, приглашал в Губу морских летчиков. Экипажи катеров на дежурстве в Пумманках встречались с истребителями эскадрильи, выделенной для их защиты.
Начальник политического отдела капитан третьего ранга Андрей Евгеньевич Мураневич тоже занимался отработкой взаимодействия, в своем, конечно, роде. Как-то ему доложили о том, что один из вновь прибывших из пехоты офицеров оказался с серьгой в ухе. В прежние времена, большей частью среди боцманов парусного российского флота, такой обычай существовал, но чтобы серьгу носил советский капитан-лейтенант, начальнику политотдела видеть не доводилось.
