В описании губы не содержалось ничего особенного, и Малякшин удивился: «Что он - салага?» Осенью сорок третьего года исполнялось три года его военной службы, а на действующем флоте каждый месяц не зря считается за три. Чтобы не обидеть командира катера, Андрей подтвердил, что ветер в аккурат с северо-запада, или, по-морскому, с норд-веста. Потому в Варангер-фиорде, верно, штормит.
- Если речку сдавить меж камней, что будет? - терпеливо спросил лейтенант.
- Стремнина…
- Точно. Теперь гляди на карту…
Губа Большая Волоковая, зажатая меж высоких утесов, отделяла полуостров Рыбачий от полуострова Среднего и походила на большую воронку. Андрей догадался, что в губе тяга усиливается, все равно как в печной трубе.
- Шторма нет, - кивнул лейтенант Дмитров. - Правильно понял. И к вечеру назначен боевой поход.
Между прочим, это означало, что отдохнуть после вахты Андрею Малякшину не придется. По специальности он был мотористом, а двигателям торпедного катера полагалась профилактика после каждых двадцати пяти часов работы. Три мотора ГАМ-34 (конструкции Александра Микулина) едва размещались в тесном отсеке. По двенадцать цилиндров было у каждого двигателя, которые растопырились по шесть в разные стороны набекрень. Между наклонными цилиндрами получились углубления вроде лежанок. На горячем моторе было удобно сушить походную робу либо отогреться замерзшему человеку.
Эти двигатели любили скорость. На полных оборотах корма у катера оседала, позади, метрах в пятидесяти, поднимался выше мачты снежно-белый горбыль из перемятой воды, а встречная волна, вдребезги расшибаясь о корпус, отлетала горько-соленым ливнем.
Двигатели были авиационными. Они привыкли крутить пропеллеры и не знали заднего хода. А катеру на воде без умения пятиться не обойтись. Пришлось к каждому мотору приспособить «муфту» с зубчатой передачей. Тяжелый рычаг сдвигал шестерни, и те начинали вращать гребной вал в обратную сторону. И еще двигатели уродились громкими. В воздухе их шум разлетался во все стороны. А торпедным катерам громкость порой мешала. Катера должны уметь не только нестись на полном ходу, а также потихоньку подкрадываться. Тогда грохочущий выхлоп моторов направили по трубам под воду. Забортная вода, обнимая, глушила газы. И газы смирялись, только лишь булькая пузырьками.
- Что мы имеем? - подвел итоги профилактического осмотра старшина первой статьи Александр Иванов. - На третьем цилиндре левого мотора следует заменить пружину клапана.
- Сущая пустяковина, кто понимает, - пошутил один из краснофлотцев по прозвищу Нытик.
- Кто-нибудь понимает, - насмешливо отозвался командир отделения Рязанов. - Но не тот, кто терпит на своем посту грязь.
- Может, и пружина от этого лопнула? - огрызнулся Нытик.
- Потом доругаетесь, - поморщился Иванов. Он был отличным слесарем-инструментальщиком, восьмой год служил на торпедных катерах, и все при моторах. Технику он понимал лучше, чем людей, и командовать не любил.
Быстро отвинтили свечу зажигания и через это отверстие прижали клапан цилиндра отверткой. Рязанов с Малякшиным сняли «сухарики» и тарелку клапана. Сломанную пружину отбросили. Иванов уже подавал запасную, и через одну-две минуты все встало бы на свое место. Но вдруг раздался металлический лязг. Андрей Малякшин не сразу увидел, что во втулке клапана исчез стержень. Пустая втулка означала катастрофу: клапан провалился в цилиндр.
Теперь клапан можно извлечь, только лишь разобрав мотор. Как ни старайся, до вечера с этим не справиться. Значит, будут искать виновников и определять: досадная ли это случайность, или попытка уклонения от боя из трусости.
Александр Иванов вспомнил судьбу своего коллеги Ильенкова, который под сильным артиллерийским огнем противника случайно залил воду в масляную магистраль взамен системы охлаждения двигателя. В результате сгорели подшипники, заклинило поршни и коленчатый вал.
- Палубные пробки рядом, - оправдывался потом Ильенков. - Второпях открутил не ту.
- Вы опытный моторист и не могли ошибиться, - возражали ему. - Признавайтесь, может быть, боевая техника испорчена нарочно?
