Последний раз облака сыпанули снегом, а когда развиднелось, Чекуров увидел за собой только ТКА-14, которым временно командовал старший лейтенант Дмитров. Концевые два катера, потерявшись, блуждали где-то поблизости. И опять Валентин Андреевич подосадовал. Очень ему захотелось подбодрить отставших через микрофон радиосвязи, но это значило, что противник заранее приготовится к отражению атаки.
Поразмыслив, Чекуров пришел к выводу, что обстоятельства сами разделили отряд на две самостоятельные группы. Ему следует отойти от берега вместе с катером Дмитрова, чтобы взять противника в клещи и атаковать его, принимая на себя весь ответный огонь вражеской артиллерии. Отставшие два катера тогда сами поймут замысел боя и, подкравшись со стороны берега, неожиданно пустят свои торпеды по целям.
- Право руля! - приказал Валентин Андреевич.
- Есть! - послушно ответил ему лейтенант Русначенко. Видно было, что он старается изо всех сил, но ведет себя, как зубрилка, не понимая смысла своих действий. Это огорчило Чекурова: очень уж молод и зелен был лейтенант. И некогда объяснять ему, что к чему, перед самой атакой. Раньше следовало учиться.
А вот боцман Зимовец все хватал на лету. Он живо помигал на катер Дмитрова зелеными проблесками, предупредив этим сигналом о повороте, затем передал фонарем тире и три точки, что по азбуке Морзе означало «Буки», то есть «Больше ход!»
«Боцман как будто на своем месте», - думал Чекуров, не подозревая о том, что здесь и не могло быть иначе. Во всех матросских курилках рассказывали про Зимовца и его особые отношения с «морским шкипером», которого иногда зовут еще «водяным» и представляют мрачным и скользким дедом с бородищей из зеленых водорослей. Смех-смехом, но полярной ночью прошлого года боцман на самом деле упал в Баренцево море, в котором и летом не покупаешься. Никто не сомневался в гибели боцмана, а вот он - живехонек. Как же такое могло произойти?
Год тому назад катера занимались постановкой мин на путях движения конвоев противника. ТКА-11, выполнив задание, возвращался в базу, когда разразился шторм небывалой ураганной силы. У берегов Рыбачьего этот катер столкнулся с «малым охотником». Все бросились заделывать пробоину, укреплять переборку и не сразу схватились: а где же боцман Зимовец? К тому же была ночь, снег густо хлестал по ветру, а ветер с ревом перепахивал море в кручи. И еще было известно, что в ледяной воде купаться нельзя. Пловец, если сразу не захлебнется, то погибнет через двадцать одну минуту от общего переохлаждения организма. Исчезновение боцмана Зимовца занесли в вахтенный журнал катера для последующего оформления похоронки.
Однако Васю удержал на плаву пузырь воздуха, оказавшийся под клеенчатым регланом, про смерть от переохлаждения он ничего не знал и потому спокойно качался на волне, уповая на пословицу: «Бог не выдаст - свинья не съест». И надо же: через 30-40 минут боцман увидел наши «малые охотники», которые возвращались в базу тем же маршрутом. Зимовец заорал благим матом, боцмана это умеют делать громко, и тут опять Васе повезло: катера-охотники шли с моторами на подводном выхлопе. На их палубах было тихо, и Васин клич дошел до нужных ушей.
С палубы катера Зимовцу подали бросательный конец - тоненькую такую веревочку - и подтянули к борту, выпустив попутно воздушный пузырь из-под реглана. Но такая снасть неспособна была выдержать богатырскую Васину «натуру». Она оборвалась, и Зимовец канул в пучину, наподобие топора. В глубине моря, сильно обидевшись на веревочку, он гребанул лапами сверху вниз, раз и другой, вскинул глаза, как перископ, и увидел спасательный круг перед носом. Боцмана вытащили, растерли спиртом, дали внутрь для сугреву, так потом он даже не чихнул.
- Не принял морской шкипер, - объяснял Вася в курилках такое стечение обстоятельств, но, остерегаясь вторично искушать судьбу, поклялся в море никогда не дремать. Прямо Зимовец не признавался, но многоопытным слушателям и так было понятно, что только сонного человека могло вышвырнуть за борт вот таким макаром.
В общем неудивительно, что именно боцман Василий Зимовец с флагманского катера первым доложил Чекурову о черном силуэте на фоне бесноватого свечения воды.
